* * *
– Варя, чего ты там делаешь, не спишь?
– Сейчас… – откладываю в сторону копии протоколов.
Завтра мне рано вставать, и муж сердится, что я все еще сижу с зажженным светом. Эта история казалась вначале такой простой. Бессмысленно-вежливые письма сестер, теток Ликаса Мороса, в адрес друг друга. Рисунки и записки. Но чем глубже погружаюсь в семейные документы, тем сложнее становится эта драма. Листки с переписанными от руки стихами малоизвестных поэтов, названия симфоний. Этот человек был совсем не так примитивен. И то, что его уже нет в живых, дает мне право проникнуться им без объяснений и обязательств. Его увлечения, интересы, его любимые блюда, его почерк…
«Ли, неделю бессонных ночей мне стоило это решение. Ум говорит одно, а сердце – другое. Против сердца ничего не могу сделать. Не вижу будущего, наших детей, ничего. И все-таки я буду с тобой, V». Это написал не он.
* * *
Электричка в пригороде Каунаса идет себе, покачиваясь, стуча на стыках рельсов железными ногами. Мороз крепкий, все замело, и дымы. В окне домики светятся оранжевым, подкрашивая в темном небе угольный дым белых труб.
Чтобы от станции добраться до бабушки, надо пройти по морозу больше километра. Но пока тепло, спокойно. Мать не ссорится с отцом по дороге к свекрови. Ликасу пять лет. Он помнит, как они сидели в вагоне. Отец положил руки на колени, дремал, изредка поглядывал на него и мать, еще не очень тогда безобразную.
Он помнит.
* * *
«Здравствуйте, Таисия Степановна! Не смог застать вас и прощаюсь письмом. Сегодня выезжаю в Аугсбург43. Вы всегда сможете на меня рассчитывать. Если нужны деньги, лекарства, пишите, не стесняйтесь.
Хочу предупредить, буквально вчера, когда паковал последний чемодан, пришел мой двоюродный племянник Виталий. Тот самый, о котором столько рассказывал, который двенадцать лет провел в тюрьме. Конечно, я надеялся, что мы разминемся, мы эмигрируем, ему сидеть еще три года, но отпустили досрочно. Попросил у меня материны письма, фотографии. Я отдал, все равно с собой все не увезешь.
Он не кажется прожженным уголовником, но я очень прошу вас не давать ему мой новый адрес.
С уважением и любовью ваш екатеринбуржец-аугсбуржец Николай, 2015 год».
Как это письмо попало в коробку Мороса? Я перечитала его. Сын свердловской тетки Виталия Мороса Валентины написал его своей соседке, судя по всему, накануне эмиграции в Германию.
* * *
Обгоревшие черные остины травы торчат вверх, и расстояния между ними и небом нет совсем. Луговая низина пахнет замлей и весной. В этом выдохе дым, зелень, свежесть сплетаются в косы. – Соль?! Соль взяли?
– Да!
Зола на руках от печеной картошки, как пыльца на крыльях бабочек.
Им шестнадцать-семнадцать лет. Еще месяц, и они окончат свой курс, пойдут работать столярами, точильщиками, сборщиками, это дети из самых простых семей.
Ликас снимает обжигающую шелуху. Ему скучно и весело. Покойный отец заставил учиться здесь, но теперь помешать некому. Он готовится, он сможет поступить в Москве в вуз, он сможет подняться над Сваёне, Алджимайтисом, Джонасом, Гедре… эти тупорылые твари будут колотить ящики для шкафов.
– В моем доме пятеро русских уродов! Я им звезды на дверях нарисовал.
– У меня беременная одна гнида ходит. Может, с лестницы пнем ее?
– Ха-ха-ха!
– Ликас, а твоя мать русская, вроде? Да вы семья свиней!
Ликас ждал этого. Ребята не раз подбирались к его семье. Спасали отец, национальность и фамилия.
– Что? – он спросил тихо. – Опять не нравлюсь?
Рэмунас, парень, который подначивал, криво залыбился.
– Литовец? Докажи! Докажи, раз наш!
Он ждал, что Ликас начнет объясняться или предложит выяснить отношения. Сам Рэмунас был хорош: рослый, в модной майке, но девчонки не успели расплыться в кокетстве.
Ликас ударом в лицо кувыркнул его на землю.
Часть группы вскочила, кто-то взвизгнул. Ликас ударил не вставая: он и сейчас сидел в опустившейся паузе. Рэмунас быстро поднялся, закрывая руками лицо.
– Сука! Урод! – залепетала Гедре.
Потом на допросе все они говорили, что восхищались своей страной, а Ликас ее ненавидит.
Рэмунас получил диплом уже без глаза.
* * *
– Ублюдина! Вместо того, чтобы работать, ты выбил парню глаз! – тряслась мать, она была вне себя. – Даже ПТУ! Даже ПТУ ты не можешь закончить, тварь!
* * *
«Здравствуй, мама! Виталику придется приехать к тебе, у нас нет другого выхода. После смерти мужа я мечтала вернуться в Москву, думала оставить Виталику каунасскую квартиру, но теперь планы придется срочно менять. У нас ЧП. Ликас подрался с бандитом и выбил ему глаз. Могут посадить, надо спасаться. Завтра сажаю его на поезд. Возможно, приедет раньше письма. Прости и прими его. Наталья».