Уверенность, стиль и обаяние не даются по праву рождения даже звездам кино или моды. Чтобы реализовать себя и стать успешной, женщина должна работать над этими качествами. Я прожила в Америке двадцать лет и сумела соединить Париж и Нью-Йорк. И сегодня я хочу поделиться своими наблюдениями о том, чем мы похожи и чем отличаемся друг от друга.
Я выросла в Сесине-Паризе. Это пригород Гренобля на юго-востоке Франции, в часе езды от Лиона, с населением 12 000 человек. Мои родители попали в Гренобль еще детьми: их родители сбежали сюда, мечтая о свободе подальше от воинствующих диктаторов (Муссолини в Италии и Франко в Испании). Пришлось приспосабливаться к жизни вдали от Средиземноморья и полностью менять свои привычки. Здесь, у подножия Французских Альп, мои родители воспитали четырех дочерей. Я была их вторым ребенком.
В моем детстве было много разных красок: светлые волосы матери, уроженки Андалусии, темные глаза отца-сицилийца, розовые щечки моих сестер. Прямо за окном был зимний мир с белыми вершинами горной цепи, разрезавшими чистое синее небо. Весной эта картина меняла цвет на все оттенки зеленого и на фоне сосен и травы, словно конфетти, распускались дикие цветы: фиалки, красные маки, желтые лютики, голубые ирисы. Летом в саду вокруг нашего двухэтажного дома зацветали кусты красных роз, а над привязанными к ветке деревянными качелями распускались свечки конского каштана. В цвету он был розовым, а позже ронял на землю золотисто-коричневые плоды. Осенью листва становилась ярко-оранжевой, а потом, в ноябре, мой мир снова становился спокойным, чистым и белым.
Я была маленькой французской Хайди и чаще бывала на улице, чем сидела дома. Четыре горы — часть горного массива Веркор, который во время Второй мировой войны служил убежищем для групп французского Сопротивления, — были моей огромной детской площадкой.
Каждое воскресенье все наше семейство из шести человек отправлялось на целый день куда-нибудь побродить, en vadrouille. Я надевала джинсы, из которых не выпадала только благодаря широкому кожаному ремню отца, сверху — мужскую рубаху с закатанными рукавами, на ноги — ботинки с шипами, и кое-как подвязывала свои длинные волосы. В дорогу я всегда брала корзинку и нож — на случай, если найду что-нибудь интересное.
Выйдя на тропу, я обгоняла всех и бежала вперед по крутым тропкам к ручьям, где мы охотились на лягушек. Стоило родителям заметить семейство мармотов — жирных горных сурков, — они сразу шикали на меня, но я не выдерживала и визжала от восторга. Зверьки тут же разбегались в разные стороны. Мы поднимались выше в горы, где встречали оленей или серн (помесь козы и антилопы), а то и ястреба в гнезде. Там, где заканчивались деревья, мы находили эдельвейсы — бело-желтые горные цветы, растущие вертикально в трещинах скал.
Любовь к природе всегда поддерживает и оберегает меня. Мои корни уходят так глубоко, что я могу спокойно витать в облаках.
Только став взрослой, я начала понимать, как моя мать своей верой в меня и мягким руководством во многом определила мое будущее. Она всегда была моим маяком. Она научила меня быть любопытной, добывать знания, овладевать навыками. Не пыталась взять верх и никогда не отдавала распоряжений, что мне делать, а что нет. Ее образовательный метод был прост: предложить, не настаивая, направить, бросить семена в землю и подождать, пока они взойдут. Я могу только догадываться, насколько тонко она чувствовала каждую из своих дочерей. Я родилась с интуитивным чувством стиля, но именно благодаря маме — и ее подаркам — я смогла его развить.
1. Глобус. Когда мне исполнилось шесть лет, родители подарили мне на день рождения глобус, а вместе с ним ключи ко всему миру. Я обожала свою семью и нашу жизнь в Гренобле, но глобус волновал меня и дразнил воображение.
Я была помешана на глобусе, его тайны не давали мне покоя. Если это модель нашей планеты, почему мы с нее не падаем? Моя старшая сестра часто повторяла: «Земля круглая», но мне это не помогало. Заметив, насколько меня мучает этот вопрос, мама принесла апельсин и посадила на него муравья, пойманного где-то в саду. Муравей бегал по апельсину и не падал, когда мать поворачивала фрукт в разные стороны. Я взглянула на нее с облегчением. До сих пор помню, как она улыбнулась, когда я наконец поняла суть открытия Галилея и убедилась, что не упаду с поверхности земли. С той секунды я только и делала что мечтала открыть для себя весь земной шар.