А коль не поддается жертва – ату его, загнать любыми методами! Не ведется если на сладкие речи да жаркие объятия, не отлипает никак от очага родимого, тогда последнее, самое опасное, но проверенное веками средство (на которое, правда не всякая отважится, а лишь самая хищная хищница) – подлить, подсыпать, приворожить... Ну, после этого он точно уж никуда не денется! Ляжет смирненько рядышком и – затихнет. И ни-ку-да больше не дернется.
Случается, правда, что такой, послушный и присмиревший, он после окажется и не нужен вовсе. Либо сама в нем разочаруется: поймет, что обманулась – не ту добычу высмотрела, что при пристальном ознакомлении оказался далеко не столь хорош, как привиделось сослепу, в порыве поиска. Но – поздно уже: намертво к тебе припаян и отлипать не собирается.
Мало кто заранее об этом задумывается, правда. Хищницами ведь движет одно-единственное желание: «Хочу!» И точка.
...О чем это я? Разобрало, ох, разобрало! Накипело прямо-таки.
Зачем я взяла трубку?
Думала поспать подольше хотя бы в субботу, телефон подушкой даже накрыла – на всякий случай.
Хотя, конечно, это такой же самообман, как и в случае с будильником в школьные годы. Помню, слишком тяжко было в осеннее-зимний период подниматься в полседьмого, и я специально переводила часы на десять минут вперед, чтобы не было соблазна поваляться «ну еще пять минут» в постели. Услышав звонок и взглянув на часы – мгновенно вскочить, в ускоренном темпе засобираться, а потом, судорожно всовывая тело в ненавистно-омерзительную школьную форму, «вдруг» обнаружить, что десять именно этих золотых запасных минут у меня имеется! И – перевести дух.
Как будто бы не я сама, а кто-то другой, незнакомый заводил часы вчера вечером. Как будто утро начиналось с амнезии и я, охотно вздрагивая от резкого звонка, понятия якобы не имела, на какой именно час с минутами сама же поставила будильник. Но ведь действовало же!!!
Пряча телефон под подушку, я занималась примерно тем же.
Вместо того чтобы честно отключить его до полного своего назавтра пробуждения, я просто сверху укладывала подушку. Или даже – иногда – пару подушек...
Звонок тем субботним утром был таким резким, что и все пять подушек, уверена, не скрыли бы его воинственного воя. Категорически не хотелось просыпаться, но вечное «а вдруг что-то случилось?» заставило-таки побороть лень...
Звонила Мадам. Приглашала в гости.
Надо отдать должное – чувство благодарности ей не чуждо. Знала бы она, насколько не бескорыстно я лечила тогда ее пуделя!
Когда Анька попросила меня посмотреть собачку своего дяди, я не пошла – я полетела.
Ведь хозяином собачки был ОН – кумир моих девичьих грез. Сколько романтических писем было написано мною ему – ему, олицетворяющему истинно мужские благородство и величие. Он перевернул всю мою жизнь с того самого момента, когда я впервые прикоснулась к его искусству.
Я писала ему восторженно-длинные письма и... сжигала их, сознавая-ощущая-признавая собственное ничтожество. Я не пропустила ни одной телепередачи или творческого вечера с его участием! А фильмы его вообще знала наизусть...
Несколько лет подряд я даже пробовала поступать в разные театральные вузы. Не то чтобы чувствовала в себе какой-то талант – просто очень хотелось вращаться в пределах его орбиты.
Учась в медицинском училище и тайно от мамы, представляющей меня исключительно в накрахмаленном белом халате и спасающей людские жизни, я каждую весну бегала на прослушивания в ГИТИС, Щукинское и Щепкинское училища. Читала обязательные басню-стихотворение-прозу и готова была даже станцевать или спеть, но... до этого так ни разу и не дошло.
И все же больше всего я мечтала поступить во ВГИК, потому что ОН там время от времени преподавал, а когда-то прежде, я слышала, даже возглавлял кафедру. Я знала, что это утопические, просто идиотические мечты, ведь я реально оценивала и свои внешние данные, и свои артистические способности. Поскольку дальше моих вожделений они не струились, во ВГИК я не рискнула даже сунуться. К чему мне лишние подтверждения и без того многочисленных комплексов?..
Зато я познакомилась с Анькой. Случилось это, правда, значительно позже – когда после окончания медучилища и уже и несколько лет работала в ветеринарной клинике.
Из всех искусств я выбрала животных.
Со временем они заменили мне личную жизнь. Спасая кошек, собак, попугаев, я сама спасалась от одиночества. Я вовсе не отказывалась от общения с мужчинами, однако чем больше узнавала их, тем все отчетливее понимала, что собаки для меня как-то предпочтительнее.
Они не злоупотребляют алкоголем.
Не играют в азартные игры на деньги.
Не сматываются в любое время года на рыбалку.
Не отдают свое предпочтение непонятным приятелям и не задерживаются до глубокой ночи неизвестно где.
Не оскорбляют.
Не предают.
Никогда не кусают без причины. (Ну, если только не страдают бешенством.)
И главное – не бросают!
Они откликаются на доброе к себе отношение и сторицей платят за любовь. А все мои романы с мужчинами оборачивались, как правило, горечью и разочарованием...
По странному стечению обстоятельств Анька появилась в моей жизни в тот момент, когда я рассталась с очередной иллюзией по имени Павел.
Он тоже был из мира искусства – как и мой предыдущий друг, художник-карикатурист, в котором по неопытности я не сразу разглядела алкоголика. Хотя это меня тогда не сильно напугало. Опять же по наивности. Мне казалось, что я вылечила бы его, ну, или по крайней мере потерпела бы – ради того же искусства.
Однако его слабостью воспользовалась другая. Моя бывшая одноклассница. И ведь как изощренно воспользовалась! Прямо у меня в квартире. Пока я в ду2ше была.
Днем приехала с бутылкой и тортом в гости, ища утешения своей одинокой судьбине. Я ее пожалела. И даже на ночь пригласила остаться, разнесчастную эту. Постелила. Одеялко подоткнула. А когда душ перед сном принимала, тут-то она его тепленьким и взяла.
А еще через пару месяцев возникла на пороге с заявлением: «Всю жизнь мечтала о ребенке, случилось чудо, буду рожать».
Я-то сама и не думала рожать от алкоголика! Как медик понимала, что сначала вылечить его надо, а там уж и о детях думать будет можно. Но она опередила. Знала, окаянная, как он от детишек млеет, вот и исхитрилась – ударила по самому слабому месту.
Надо же, даже алкаши нынче нарасхват!
Очередной друг, Павел, был несостоявшимся актером. Медсестра из нашей клиники захотела познакомить его с одной из нескольких моих молодых подружек, которых я опекала (за неимением собственных сестер, братьев и детей).
Занятно, но мою кандидатуру она не рассматривала вовсе.
«У тебя, помнится, имелась в подружках длинноногая егоза. Так это как раз в его вкусе. Ты говорила, она недавно с мужем развелась и мечтает о новой любви? Вот то, что ей надо. Красивый парень, ну до чего красивый! А пропадает. Никто его в кино последнее время не снимает, а из театра он сам ушел – не сработался с главрежем. Тот приревновал его к своей жене и попросту уволил. А он даже бороться за себя не стал – такой добрый, такой славный».
Я, правда, в толк взять не могла, как славный, добрый и к тому же красивый может «пропасть», но номер своего телефона дала – чтобы доставить всем удовольствие.
Он позвонил через день и грустно представился.
Я пригласила его заскочить как-нибудь ненадолго (чтобы знать хоть, кого буду пристраивать младшей подруге).