«Я не могу пережить того, что узнала. Моя любовь так горяча, что я не имею мужества проклинать его. Пусть Лоретта, друг моих последних дней, помолится за меня Богу».
— Бедная Пуссета! — сказал Кожоль, целуя лоб умершей.
— Кто этот негодяй, который все ей рассказал? — спросил Ивон.
Вместо ответа он услышал крик графа.
— Взгляни! — сказал он, указывая под кровать.
Под кроватью актрисы виднелся труп, окрученный веревками. Одна из них, обернутая вокруг шеи, привязывала его к ножке кровати. Во рту был кляп.
Достав труп из-под кровати, молодые люди узнали Шарля Точильщика.
— Его смерть была ужасна, — сказал Кожоль. — Тот, кто предупредил Пуссету, изобрел для Точильщика переход в вечность неизмеримо более мучительный, чем эшафот.
Опутанный веревкой, с кляпом во рту, он не мог ни пошевелиться, ни крикнуть, наблюдая за самоубийством той, кого любил больше жизни, не имея возможности спасти ее или даже попрощаться с ней. Несчастная Пуссета умерла, даже не подозревая, что ее любимый умирал рядом с ней…
Из кармана жилета Бералек достал письмо с надписью: «Графу Кожолю».
«Только вчера я узнал о месте, где скрыто сокровище. Срок возвращения Пуссеты истекает завтра. Так что я успеваю. 17 брюмера».
— Кажется, смерть помешала ему быть точным, — прервал Ивон. Кожоль продолжал читать:
«Миллионы зарыты в погребах, которые Сюрко в течение шести недель снимал у галунщика Брикета, в том самом отделении, которое занимал граф Кожоль в течение одиннадцати месяцев».
— Это все? — спросил Ивон.
— Нет, тут есть еще кое-что…
«Когда граф Кожоль будет читать это письмо, я буду за французской границей с Пуссетой, поэтому поручаю ему отыскать некую даму, имени которой он не желал назвать…».
— Что еще за дама? — прервал удивленный шевалье.
— По правде, не знаю. Он хотел узнать имя одной дамы, с которой, как он вообразил, я прогуливался… А так как я и сам не мог вспомнить, то ничего не мог ответить по этому поводу…
— Ну так читай дальше!
«…и передать ей следующие слова, она сумеет их понять: «Разносчик Шарль возвращает вам свободу, которой вы лишили себя, чтобы спасти любимое существо».
— Что за чепуха? — ворчал Кожоль.
— Кем бы могла быть эта женщина? — наивно спрашивал Бералек.
— Я знаю столько же, сколько и ты. Вот и все…
— Это все?
— Еще маленькая приписка. «Одновременно с выдачей миллионов я готовлю вам сюрприз, который должен отомстить за меня».
Друзья удивленно переглянулись.
— О, Господи, аббат нас ждет! Лети к нему, — сказал Кожоль, — а я помчался их выкапывать!
— Хорошо, — сказал Ивон, — но дай мне записку, в которой Пуссета прощается с мадам Сюрко.
Взяв записку, Бералек удалился.
Кожоль попрощался с умершей и тоже вышел.
Аббат сидел в приемной у Фуше, когда заметил Ивона Бералека, входящего в здание префектуры.
— Гражданин министр, вы позволите переговорить мне с моим человеком?
— Сделайте одолжение, аббат, сделайте одолжение! Может быть, этот молодой человек скажет что-нибудь о семи миллионах! — отвечал Фуше смеясь.
Бералек не мог сообщить при Фуше все подробности, так что он ограничился тем, что прошептал:
— Мы узнали, где лежит сокровище! Кожоль побежал выкапывать его. Я сейчас присоединюсь к Кожолю.
— Нет, шевалье. Ваша помощь понадобится здесь. Вокруг дома бродит много наших, ступайте к ним. Предупредите только Кожоля, где найти меня!
Ивон удалился…
— Итак, гражданин министр, мы можем возобновить наш разговор…
— Так решено, что наш человек стоит бесспорно семь миллионов?
— Да, решено!
— В какую минуту он будет стоить этой суммы?
— Как только он остановит полет триумфатора…
Аббат подошел к окну и окликнул Бералека, которого мучило предчувствие какого-то несчастья.
— Нет известий о Кожоле?
— Никаких. Я послал за ним Сен-Режана, но и того еще нет.
Сердце болезненно ныло в груди у аббата.
Вдруг он почувствовал на своем плече прикосновение руки Бералека.
— Кожоль подъезжает к дому.
Пьер вошел. Он был смертельно бледен.
Аббат едва смог прошептать:
— Сокровище?
— Отыскали раньше меня… все унесено! — хрипло сказал Кожоль.
Карета Бонапарта подъезжала ко дворцу. Фуше поднес к губам свисток.
— Пришла минута дать мне слово, аббат! — сказал он отрывистым голосом.