И не для Терри Хэя была эта власть, поскольку слишком уж сильно он ее жаждал.
Лес Мечей предназначен для того, кто очистил свой дух от всех желаний — к этому всегда стремятся теравадан-буддисты — и, как Сиддхарта, готов для высших форм бытия.
Во всем виноват Терри Хэй. Терри Хэй, которого М. Мабюс никогда не мог понять, и поэтому возненавидел. Это Терри Хэй, распознав в нем лазутчика, передал его в руки южных вьетнамцев. Так ему сказали его тюремщики. А потом была темница и постепенная деградация его личности, из-за которой М. Мабюс каждый день молил о смерти.
Теперь, благодаря магии Леса Мечей, истина всплыла из недр его памяти. М. Мабюса предал не Терри Хэй, а Волшебник.
Луонг сказала ему об этом, но не словами. С омерзительной ясностью он вспомнил то, что столько лет пытался забыть — момент ее смерти, бросивший его в лимб полужизни — полусмерти. В мельчайших подробностях он вспомнил нож, которым она себя убила: уникальную резьбу его рукоятки. Это было оружие Волшебника. М. Мабюс вспомнил, что этого ножа уже не было у Волшебника во время Ангкорской экспедиции. Для того, чтобы кастрировать северо-вьетнамского полковника, он воспользовался его ножом.
Теперь все встало на свои места. Он понял, что Волшебник был единственным человеком в отряде, который знал, кто он такой. И это он рассказал обо всем Луонг.
Это откровение поразило его, как удар грома. Он зашатался и вынужден был освободить одну руку от Леса Мечей, чтобы опереться ею о стол. Чувство опустошенности в его душе — а он уже забыл, что она у него есть, и что она может болеть — все нарастало. Он вспомнил Кама-Мару, человека, который допрашивал его в тюрьме. "День есть ночь,— говорил он, — а ночь есть день. Когда ты признаешь, что черное — это белое, тогда ты сможешь сказать, что находишься на пути к спасению".Теперь такой день настал: что черное, то и белое.
Было ли это откровение результатом магии Леса Мечей? А, может, просто результатом подспудной работы его собственного сознания? Та горькая правда была замурована в нем все это время, с тех пор как он запер на замок часть своей души.
Мильо смотрел на него тяжелым взглядом.
— Глупости, — повторил он. — Особенно в свете того, что Кристофер Хэй скоро умрет. Я хочу, чтобы ты убил его.
Долгое время М. Мабюс ничего не говорил. Казалось, он пристально смотрит в самый центр Леса Мечей. Наконец, он спросил ничего не выражающим голосом:
— А как насчет мадемуазель Сирик?
— Я хочу, чтобы ты ее доставил сюда.
— Живой или мертвой?
Этот простой вопрос привел Мильо в бешенство. Он подбежал к М. Мабюсу, вырвал у него из рук меч и приставил все три его лезвия к горлу вьетнамца.
— Живой, болван! Неужели все тебе надо объяснять обязательно в категориях жизни и смерти? Доставь ее мне живой, но так, чтобы все выглядело как будто она умерла. Ты понимаешь нормальный французский язык?
М. Мабюс, притиснутый спиной к столу, безразлично взирал в лицо человека, которого он знал так хорошо и в то же время не знал совсем. Будто он и этот человек родились на разных планетах. О каком понимании здесь может идти речь?
Именно тогда М. Мабюс увидел сквозь призму знания, дарованного ему Лесом Мечей, что он больше узнал о природе человека из того краткого мгновения, когда он и Кристофер Хэй стояли друг против друга в заброшенной конюшне в Турет-сюр-Луп, чем из долгих лет, проведенных им у Француза, на службе честно-двуличной.
И он понял, что привлекло его в Кристофере Хэе. Между ним и Терри Хэем не все закончено: осталось незавершенным одно важное дело. Терри Хэй умер, но искра его духа живет в его младшем брате. Вот что поразило М. Мабюса до такой степени, что он не смог ему сделать ничего плохого.
Перед ним открылась дверь, обещавшая не только забвение, но и мир. Мир его духу, так долго томившемуся в кошмарном чистилище. Конец нигилизма. Драгоценный дар возрожденной веры.
До Парижа они добрались к закату дня. Сутан придавила акселератор до самого пола, и «Альфа-Спейдёр» пожирал милю за милей. Лион и страна шато остались далеко позади.
Она не обмолвилась словом ни с кем из них. Выражение ее лица было мрачно, будто она ехала на похороны, и Крис в конце концов забеспокоился. Он пытался поговорить с ней, когда Сив поехал в агентство, чтобы вернуть арендованный автомобиль, и еще один раз, во время обеда, но она отмалчивалась.
Когда Сив вернулся — он выходил в фойе, чтобы переговорить по телефону с Дианой), Крис забыл о ее дурном расположении духа.
— Крис, что ты можешь сказать о Маркусе Гейбле? — спросил Сив, присаживаясь к столику. Он не закончил второе блюдо, но теперь он, кажется, потерял интерес к еде.
Крис пожал плечами.
— Ничего, — ответил он. — Гейбл был моим клиентом.
— Я знаю, — сказал Сив. — Я следил за процессом, как и все у нас в участке. Но я спрашиваю тебя не о том, виновен или не виновен он в убийстве его жены.
И Сив рассказал им о том, что узнала Диана в Файэтвилле.
— Таким образом выходит, — закончил он, — что Маркус Гейбл и Арнольд Тотс одно и то же лицо. Он был также Вергилием и Волшебником — главным спиногрызом в нашем с Терри отряде. Кроме того, он был связан с ЦРУ и, по-видимому, до сих пор в какой-то мере сотрудничает с этой организацией. Я полагаю, что он замешан в преступлениях, совершенных Трангом. Во всяком случае, нам надо рассмотреть потенциальную возможность этого.
Холодный ком подкатил к горлу Криса. Теперь и он был вынужден отодвинуть от себя тарелку.
— Так значит он не случайно выбрал меня в адвокаты?
— Думаю, нет.
Крис почувствовал легкое подташнивание.
— Что ему теперь надо? Что он замышляет?
— Не знаю, — признался Сив. — Но у меня такое ощущение, что, найдя Транга, мы сделаем гигантский шаг к ответу на твой вопрос. — Он немного помолчал. — Ну как, ты до сих пор хочешь цитировать из устава, регламентирующего взаимоотношения между адвокатом и его клиентом?
— Дело не в том, что я хочу, — ответил Крис. — Дело в профессиональной этике.
— Скажи об этом Терри, если сумеешь вернуть его с того света, — посоветовал Сив с горечью. — А я попробую сделать то же самое для Доминика.
Крис смотрел в свой пустой стакан. Конечно, нельзя разглашать того, что Гейбл конфиденциально сообщил ему относительно смерти его жены, но у него с ним была масса неофициальных разговоров, которые он мог повторить. Если, конечно, они помогут им разобраться в деле. Крис задумался, выуживая из памяти слова Гейбла, сказанные ему в разное время, и сводя их вместе.
— Послушай, я пока и сам не знаю, что ищу, — сказал Сив, — но становится все яснее и яснее, что Гейбл и Транг до сих пор поддерживают связи, и, по-видимому, этот Гейбл приказал ему убрать Аль Декордиа. Нам уже известно, что Декордиа и Терри каким-то образом причастны к вывозу опиума из Золотого Треугольника. Это тебя не наводит на какие-то мысли? Я имею в виду, может Гейбл когда-нибудь проговорился? Как-нибудь невзначай, пусть даже самую малость?
Крис вдруг почувствовал усталость, прижал руки к глазам. Он покачал головой.
— Нет, ничего такого не могу вспомнить.
Позднее, уже в гостиничном номере, Крис лежал, уставившись на закрытую дверь ванной, за которой журчала вода, и думал о Терри и Маркусе Гейбле как о партнерах. Но в чем? А потом, возможно, непримиримых врагах. Значит, Гейбл провозит в Штаты героин. Но как? По своим коммерческим каналам? Он ведь занимается импортом и экспортом: прекрасное прикрытие. Но, с другой стороны, Крис, который поддерживал одно время тесные связи с одной из компаний отца, знал, под какой удар это может поставить фирму, если ее председатель рискнет на такие авантюры. Он вспомнил таможенный досмотр одного из самолетов отца. Они заглядывали в такие потайные места, о существовании которых Крис и не догадывался.
Если у Гейбла есть голова на плечах, он, конечно, предпочел другой способ провоза наркотиков, используя для этих целей кого-то другого, берущего, таким образом, весь риск на себя.