Миниатюра из рукописи «Романа о Трое» (XIV в.)
Отсюда — подробные описания сражений и осад (по которым можно изучать особенности военного искусства той поры), военных советов и придворных торжеств. Отсюда — интерес к таинственному и загадочному, чудесному и феерическому. Отсюда — постепенное выделение из хаотической массы сражающихся индивидуальных поединков, которые скоро станут самоцелью, превратившись в рыцарские «авантюры». Отсюда, наконец, — повысившаяся роль женщины, которая не только следит за сражающимися с крепостных стен, но и ободряет их, дарит «своему» рыцарю — как талисман — узорчатый лоскут своей одежды.
По своей глубинной структуре, при всем разнообразии их сюжетов , эти четыре романа однотипны. Связывает их и еще одно важное обстоятельство. Это идея исторической непрерывности и преемственности. Легендарное или далекое прошлое становится прелюдией к современности. Тем самым авторы четырех первых романов не могли еще преодолеть этой условной и наивной «историчности» (подобной «историчностью» отличались и жесты, при всем свободном и фантастическом перекраивании истории, которое мы в них обнаруживаем) и повествование о личной судьбе протагониста переплетали с рассказом о его роде, племени, социуме.
Итак, рассмотренные нами литературные памятники носят переходный характер. Переходный не только от жесты к роману, но и от античной поэмы (и от средневековой латинской поэмы, написанной в подражание поэме древнеримской) к новому жанру. Переходность объясняет и сходство этих произведений с последующими памятниками рыцарского романа и разительные отличия, скажем, «Романа о Трое» от книг Кретьена де Труа, которые, как об этом будет сказано ниже, следует считать наиболее типичными для данной разновидности романного жанра. Можно, конечно, причислять рассмотренные нами произведения к неким «рыцарским поэмам», весьма отличным от романа. К такому решению толкает нас несходство этих «поэм» и классических рыцарских романов. Так поступает, например, П. Галле[34] в споре с Р. Маришалем[35], объявляя «отцом современного романа» Кретьена де Труа.
Но для нас важны не столько сходство и различия, не столько конкретные литературные памятники, рассмотренные сами по себе, сколько та тенденция литературного развития, которая в этих произведениях запечатлелась. Тенденция эта заключалась не только в переходе от пения (жесты) к реситации (роман), что убедительно показано в одной из работ П. Галле[36], но и в переосмыслении античного материала, его переориентации на изображение индивидуальной судьбы, ее вычленения из псевдоисторического ряда. Такова была тенденция эволюции жанра. В полной мере она реализовалась уже в следующий период развития французского куртуазного романа.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Роман «времени Кретьена»
Неполное тридцатилетие, в которое укладывается творческая деятельность Кретьена де Труа, необычайно насыщено литературными фактами. Как раз в это тридцатилетие были созданы наиболее значительные произведения романного жанра, определившие его лицо. Показательно, что именно книги этих лет получили международный резонанс и очень скоро стали переводиться на иностранные языки, прежде всего на немецкий [1]. Вообще, когда говорят о рыцарском романе как определенном литературном жанре, отдельные памятники которого, при всем их своеобразии и неповторимости, обладают неким единством, то прежде всего речь идет о произведениях, возникших как раз во «время Кретьена».
1 См.: Hubу М. L’adaptation des Romans courtois en Allemagne au XII siecle. Paris, 1968; Wittkopp W. Die Eneide Henrichs von Veldeke und der Roman d’Eneas. Leipzig, 1929; Fourquet F. Wolfram d’Eschenbach et le Conte del Graal. Paris, 1966.
В эти десятилетия развитие романа продолжает быть связано с английским двором. Именно благодаря этой связи получают столь большое распространение бретонские сюжеты: с конца 50-х годов Генрих II Плантагенет проводит последовательную политику сближения с соседними кельтскими народностями и постепенно подчиняет их английской короне. Особенно длительной была борьба за Ирландию, формально завершившаяся в 1172 г., но оттягивавшая силы Генриха по сути дела до его смерти (1189). Но, в отличие от предшествующего периода, функционирование романа не ограничивается теперь англо-нормандской культурной средой. Отклики на трактуемые в романе сюжеты мы находим, например, в стихах провансальских трубадуров; немецкие поэты (Генрих фон Фельдеке и др.) вскоре начинают перелагать на свой язык французские памятники; историями о короле Артуре и его рыцарях или о любви Тристана и Изольды зачитывается вся Франция. Авторы романов, труверы, работают теперь не только при дворе Генриха II и Альеноры Аквитанской, но и входят в придворный штат герцогов и графов Фландрии, Брабанта, Артуа, Шампани и т. д. Двор Плантагенетов утрачивает свою ведущую роль. Показательно, что Кретьен так, по-видимому, и не посетил Англию.
Мы связываем все созданные в эти годы памятники с именем Кретьена де Труа не только потому, что поэт из Шампани оказался самым плодовитым из романистов эпохи. Даже не только потому, что он был несомненно и самым талантливым. Случилось так, что Кретьен стал создателем наиболее продуктивного типа рыцарского романа. Он находился в центре литературной жизни своего времени. Он полемизировал с концепцией любви, воплощенной в так называемой куртуазной версии романа о Тристане и Изольде. Он стал первым, кто обработал в новом духе бретонские народные легенды. Он создал также обработки отдельных сюжетов, заимствованных у Овидия. В отдельных своих произведениях Кретьен слегка иронизировал над некоторыми условностями и преувеличениями, содержащимися в романе созданного им же типа. Кретьен не был ни догматиком, ни пуристом. Характерно, что загадочный Пайен из Мезьера, автор произведения, иногда рассматривающегося как пародия на только что возникший тип романа, в качестве авторского псевдонима взял, как полагают, многозначительный омоним имени Кретьена: не «Христианин», а «Язычник», и не из всем известного Труа, а из мало кому ведомого Мезьера, далеко не всегда отмеченного на «карте генеральной» северо-восточной Франции.
«Время Кретьена» не было отделено непреодолимой стеной от предшествующих десятилетий. Продолжали пользоваться популярностью романы-хроники Васа. Дописывался «Роман о Трое». Составлялись новые версии «Романа об Александре» (в частности, Александра де Берне). Т. е. два этапа развития французского рыцарского романа не только не отграничены с достаточной четкостью друг от друга, но конечный момент одного переплетается с началом другого.
Вообще вопросы хронологии продолжают оставаться во многом нерешенными (если и не совсем не разрешимыми), хотя в последнее время к ним проявляется пристальное внимание. В результате кропотливых исследований ряда медиевистов, исследований, проведенных в последние годы, французские романы XII в., особенно те, которые мы относим ко «времени Кретьена», помолодели по меньшей мере на целое десятилетие. Если раньше, например в работах А. Брюэль, Г. Коэна и др., первые романы Кретьена де Труа датировались началом или серединой 60-х годов, то теперь речь идет уже о 1170 г,, где-то на подступах к которому появляются первые произведения (в жанре романа) автора «Клижеса». Особенно разительно «помолодел» «Роман о Тристане» Беруля: в написанном Ж.-Ш. Пайеном первом томе шестнадцатитомной коллективной истории французской литературы (выходит под редакцией Клода Пишуа) роман Беруля отнесен уже к началу 90-х годов [37], т. е. он оказывается моложе не только версии Тома, но вообще всех (или почти всех) других произведений «времени Кретьена».
Дело, конечно, не в одной хронологии. Для нас важны не отдельные приблизительные даты, а взаимозависимость, взаимообусловленность памятников жанра. В этом отношении у современных исследователей существенных расхождений нет. «Эней» признается наиболее ранним произведением этого периода (между 1160 и 1165 гг.), за ним следует «Флуар и Бланшефлор», романы Кретьена и роман Тома (не считая мелких произведений, восходящих к Овидию, — «Нарцисс», «Пирам и Фисба» и т. д.); наиболее поздние — это, очевидно, произведения Готье из Арраса.