Оказалось, что Высочайшее повеление об учреждении за сим иностранцем секретного надзора последовало в 1824 году по той единственно причине, что при первоначальном приезде своем в Россию он вовсе не был известен правительству.
А поскольку, подытоживал Бенкендорф, впоследствии выяснилось, что Морен, «путешествуя по торговым делам, приезжает в здешнюю столицу каждый год» и «ни в каких предосудительных поступках не замечен», то он, Бенкендорф, не предвидит никакой надобности в дальнейшем иметь за Мореном наблюдение. Надобности, впрочем, не было никакой и в предыдущие годы, но машина, однажды запущенная, останавливалась с большим трудом.
Если надзор за купцом Мореном осуществляли только обычные полицейские, то в других случаях параллельно с ними действовали жандармские штаб-офицеры, получившие соответствующее поручение от III Отделения. Вот история «отставного французской службы поручика Ипполита Шарло де Лаво», который, как и многие его соотечественники, упомянутые на страницах этой книги, проявил неосторожность и в письме к парижскому другу не слишком лестно отозвался о России. 1 декабря 1844 года он написал, а 9-го отнес на почту письмо к графу де Понсу, в котором Россия описана как страна, где «однообразное течение жизни усыпляет все способности ума», где люди «с наслаждением предаются существованию сугубо животному», где царит «интеллектуальная пустота»; больше того: автор делился с адресатом намерением по возвращении на родину «исследовать и описать во всех подробностях нравственное состояние думающего существа в этой снежной пустыне». Письмо Лаво было перлюстрировано (об этой форме надзора речь пойдет чуть ниже); в III Отделении познакомились с выпиской из него, и 21 декабря граф А. Ф. Орлов (к этому времени он сменил скончавшегося Бенкендорфа на посту главы III Отделения) известил как московского военного генерал-губернатора князя А. Г. Щербатова, так и начальника 2-го жандармского округа генерал-майора С. В. Перфильева о высочайшем повелении учредить «за поведением, образом жизни, занятиями и связями в обществе» Лаво секретный надзор. Щербатов в ответ сообщил, что «об исполнении сего Высочайшего повеления мною предписано г. Московскому обер-полицмейстеру», а Перфильев уже 13 января доложил Орлову о результатах произведенного секретного наблюдения, которые, впрочем, оказались вполне благоприятны: выяснилось, что «занятия де Лаво заключаются в составлении рисунков и моделей машинам для бумагопрядильных фабрик, а также [занимается он] механикою водяных и ветряных мельниц», а «предосудительного в поведении и образе жизни де Лаво до сего времени ничего не замечено». Тем не менее жандармский генерал продолжал «приглядывать» за французом; последний документ в деле датирован 1848 годом. 1 октября Перфильев извещает Орлова, что «состоящий под секретным надзором отставной французской службы поручик Ипполит Шарло де Лаво в недавнем времени выехал из Москвы в Санкт-Петербург, с намерением оттуда отправиться в Германию для приискания хорошего механика на имеющуюся во Владимире собственную его шелковую фабрику».