С прибытием Серрано Суньера началось возведение подпорок под личную власть Франко в виде официальной государственной структуры и политической поддержки со стороны народа. До того националистская администрация занималась прежде всего военными вопросами. Для размышлений о политической мобилизации масс не было ни времени, ни соответствующей головы. В течение марта 1937 года. Серрано Суньер обсуждал эту проблему сначала с Франко, затем с Молой, с карлистом графом де Родесно, с интеллектуалом-монархистом Педро Сайнсом Родригесом и, наконец, с примасом кардиналом Гома. Среди его собеседников был и фалангист Мануэль Эдилья, провинциальный «хефе» из Сантандера, который 2 сентября 1936 года был избран национальной главой (Jefe Nacional) временной Командной хунты (Junta de Mando) Фаланги. У Серрано Суньера были с последним чисто приятельские отношения29. Эдилья был фашистским головорезом, не настолько безграмотным, как утверждали его враги, но легко поддающимся влиянию Николаса Франко и Серрано Суньера30.
Франко давно задавался вопросом, как привести различные политические течения националистов к общему знаменателю, причем под собственным контролем и руководством. Различие между генералиссимусом и его свояком состояло в том, что Франко, ежедневно поглощенный военными проблемами, рассматривал унификацию как просто средство укрепления своей политической власти, Серрано Суньер же заставил его думать о перспективе, о том, какое государство будет построено после победы31. Они часто целыми часами обсуждали эту проблему во время послеобеденных прогулок в саду епископского дворца. Тогда же обсуждалось и политическое будущее Франко. Генералиссимуса подобные дебаты так захватывали, что его кузен и адъютант Пакон беспокоился, как бы Франко за этим не забыл о войне32. Поскольку Франко мало кому доверял, Серрано Суньер стал при нем «серым кардиналом». По аналогии со своим патроном он даже получил кличку «куньядиссимус» от слова «cunado», что значит «свояк». С его помощью неискушенный в политике Франко получил первые уроки в этой области. Свобода и прямота, с которой Серрано Суньер обращался к Франко, были результатом долгих лет дружбы и семейных связей и не несли на себе ни малейших следов лести, которой был окружен генералиссимус33.
К Серрано Суньеру, гордому и одинокому, многие питали зависть и вражду — и как к политику, и как к человеку. Другие персоны из военной верхушки, особенно генерал Альфредо Кинделан, напротив, были весьма рады влиянию на Франко человека с такими открыто радикальными фашистскими взглядами. Интеллектуалы и монархистские политики, такие как Эухенио Вегас Латапье, Педро Сайнс Родригес и Антонио Гойкоэчеа, с неудовольствием наблюдали, как Фаланга, которую они открыто презирали, выходит на авансцену34. Любопытно, что группа лиц из тогдашнего руководства Фаланги, позиции которых с приездом Серрано Суньера пошатнулись сильнее всего, безмятежно наблюдали за. происходящим.
Среди претендентов на руководство организацией вовсю кипели страсти, и считалось, что наивысшим рейтингом обладает наивный Мануэль Эдилья. Формирование его культа личности было с неприязнью воспринято другими претендентами на место Хосе Антонио Примо де Риверы, видевших в этом попытку добиться таких же позиций в политике, каких Франко добился в военной области. Можно не сомневаться, что генералиссимус придерживался того же мнения. В январе 1937 года пронацистский журналист Виктор де ла Серна опубликовал интервью с Эдильей под заголовком «Эдилья жмет со скоростью 120 километров в час». Из этого интервью ясно вытекало, что у Эдильи не остается соперников. Франко вряд ли могло понравиться высказывание Эдильи: «По мне, лучше раскаявшиеся марксисты, чем хитрые правые, испорченные политикой и касикиз-мом». Не порадовал Франко и один из выпусков фалангисгского иллюстрированного еженедельника «Фотос», почти полностью посвяшенный Эдилье35.