Когда Пилар Примо де Ривера посетила донью Кармен и попросила ее посодействовать Эдилье, та ответила: «В этом нет необходимости. Пока Рамон [Серрано Суньер] здесь, у фалангистов есть надежный защитник»100. Когда Серрано Суньер стал убеждать Франко отменить смертные приговоры, тот ответил: «Я просто не могу допустить никаких волнений в тылу». Для Франко это был вопрос воинской дисциплины. Фаупелю он заявил, что «полон решимости, поскольку ведет войну, подавлять в зародыше любую акцию, направленную против него и его правительства, расстреливая виновных»101. Фаупель возразил Франко, что «расстрел Эдильи, единственного представителя рабочих, произведет скверное впечатление»102. Франко не тронул и визит.заплаканной матери Эдильи, униженно просившей за сына. Равно холодно отнесся он и к обращению кардинала Гома103. В конце концов Серрано Суньер убедил его, что казнь Эдильи и его друзей нанесет ущерб режиму. Франко нехотя дал дорогу процедуре помилования, сказав при этом: «Ладно, но ты еще увидишь, как наша слабость обернется против нас»104. Николас Франко сказал итальянскому официальному лицу — скорее всего, Данци, — что Эдилью не расстреляли, «чтобы не делать мученика из этого ничтожества»105.
После отмены 19 июля генералиссимусом смертного приговора Эдилья провел во франкистских застенках четыре года. Условия были тяжелы, хотя и не в такой степени, как для некоторых из его сторонников. Ему уже не подняться до верхних эшелонов франкистского режима, хотя утверждалось, что в условиях коррупции ему жилось неплохо106. Когда мать Эдильи снова пришла к Франко с просьбой отпустить сына на свободу, он сказал ей, что Эдилья — «невинная жертва», хотя окончательно простил его только в мае 1947 года107. Смертный приговор Эдилье и трем его товарищам, а также продолжительные сроки тюремного заключения остальным подсудимым разом прекратили слабые попытки противодействовать планам Франко стать абсолютным правителем в националистской зоне. Основная масса карлистов была недовольна, но, озабоченные решением военных проблем, они не стали выражать свое возмущение. Большинство фалангистов, которые не поддерживали унификацию, но выступали гибче Эдильи, были со временем завербованы в лагерь Франко. Пилар Примо де Ривера — большой успех Франко, с его точки зрения, — перешла во франкистский лагерь и стала главой женской секции (Seccidn Femenina) ФЭТ и де лас ХОНС, Агустин Аснар — еще один успех — стал консультантом при милиции108. Гарсеран также присоединился к клаке франкистских лизоблюдов109.
Массы националистов приветствовали унификацию как средство положить конец трениям между различными группировками. Франко сказал Фаупелю, что получил шестьдесят тысяч телеграмм в поддержку своих действий110. Однако, поскольку новая партия стала единственным официально разрешенным политическим формированием, независимости испанского фашизма пришел конец. Фаланга оказалась кастрированной111. Претенденты на роль руководителей Фаланги получили наглядный урок. Его хорошо усвоил, в частности, Раймундо Фернандес Куэста, который вскоре появился в Саламанке в результате обмена на республиканцев и поразил всех своей покладистостью. Инициатором этой акции был Прьето, который связывал с появлением Куэсты тщетную надежду, что тот станет занозой для Франко. Еще более впечатляющим был случай с Хосе Луисом де Арресе. Он был арестован как сподвижник Эдильи, но потом его выручил Серрано Суньер и протолкнул вверх по службе — в результате Франко получил такого подхалима, равного которому у него никогда не было. Выбор был однозначен: либо лояльность Франко и доступ к привилегиям власти — либо оппозиция и следующие за ней потеря работы, тюрьма, а там, глядишь, и казнь. Название новой партии скоро сократили до «Фаланга», но истинные фалангисты были в ней лишь одной, хотя и-наиболее многочисленной, составляющей. Вскоре новая и единственная партия стала зваться Движением (Movimiento). Вынужденные принять Франко в качестве своего лидера, фалангисты увидели, что их идеологию узурпировала церковь, а их собственная партия превратилась в механизм насаждения фаворитизма, отодвинув «революцию» на неопределенное время.
Хотя Франко и сравнял свою политическую власть с уровнем военной власти, Серрано Суньер брал на себя изо дня в день все больше задач, чтобы по возможности освободить свояка и дать ему сосредоточиться на военных вопросах. Многие из первых декретов и назначений министров определенно носят на себе влияние Серрано. Семейные отношения, роль Серрано Суньера в подготовке восстания и его фанатичная и самоотверженная преданность делу националистов способствовали росту доверия Франко к нему112. Кроме того, в данном случае Франко проявил дальновидность: он сделал из Серрано Суньера громоотвод, который гасил все идеологические конфликты в националистской зоне. До окончания Гражданской войны он должен был сделать все, чтобы Фаланга политически пообтерлась и пообвыкла действовать в новых условиях. После войны на Серрано Суньера свалится еще более трудная проблема, стать буфером между армией и Фалангой в их борьбе за власть. Однако, когда обе задачи будут выполненными, Франко окажется в победителях, а Серрано Суньер — в проигравших.