Под палящим солнцем, в условиях хаоса по обеим сторонам фронта, когда своим доставалось от своей же артиллерии, контратака Варелы, поддержанная интенсивными бомбардировками с воздуха, удалась, и республиканские войска были отброшены на прежние позиции38. Это была одна из самых тяжелых и кровавых битв Гражданской войны. Рохо наконец понял, что Франко принял на вооружение тактику уничтожения живой силы противника в войне на истощение39. Ценой жизни двадцати тысяч лучших бойцов и потери драгоценной техники республика под Брунете добилась разве что передышки, которую не смогла использовать даже для существенной перегруппировки своих сил на севере40. Падение Сантандера было оттянуто на пять недель, а всего севера — на два месяца. Битва под Брунете закончилась 25 июля, на праздник Сантьяго (Святого Иакова) — покровителя Испании. Это позволило Франко заявить по возвращении в Саламанку: «На свой праздник апостол подарил мне победу»41. Варела предлагал ворваться на плечах республиканцев в Мадрид, но Франко, к радости Вигона, предпочел возобновить наступление на севере в направлении провинции Сантандер и далее на Астурию. Он объяснил Вареле, что необходимо Закончить войну на севере до зимних туманов, дождя и снега. Но Хуан Игнасио Лука де Тена, адъютант Варелы, полагал, что истинным мотивом Франко было нежелание позволите Вареле покрыть себя славой42. Победа под Мадридом сделала бы, по всей видимости, перспективы республиканцев на севере не более чем миражом. Похоже, генералиссимус сильно не хотел, чтобы война закончилась быстрой победой националистов до того, как вся Испания будет очищена от левых и либералов.
В разгар сражения под Брунете Франко вернулся в Саламанку, чтобы отпраздновать первую годовщину создания своего Движения. Текст выступления по радио он, по словам его кузена, написал лично. В своей речи он в очередной раз представил себя орудием провидения и олицетворением духа традиционной Испании. Франко ясно дал понять, что его роль состоит в спасении «имперской Испании, которая породила нации и дала законы миру»43. В тот же день было опубликовано интервью, которое каудильо дал редактору монархической газеты «А-бэ-сэ». В нем он объявил о немедленном создании своего первого правительства. На вопрос, не подразумевают ли ссылки на историческое величие Испании реставрацию монархии, он ответил правдиво, но двусмысленно: «Мои предпочтения в этом вопросе давно известны, но теперь можно думать только об окончании Войны; потом надо будет ликвидировать ее последствия; потом — на прочной основе построить Государство... И пока этого не произойдет, я не могу быть временной властью».
В конце интервью Франко ни с того ни с сего разразился похвалами в адрес испанской аристократии: «Я думаю, что можно по пальцам сосчитать семьи этого класса, которые не отправили бы на фронт одного или нескольких своих членов... Примитивные люди, которые пользуются случаем, чтобы неодобрительно отзываться об изящной сеньоре, видя ее сидящей в дорогом баре, не задумываются над тем, что она, может быть, пришла туда из госпиталя, где ухаживала за ранеными... Богатый сеньорито, которого раньше справедливо не уважали, если и появляется в баре, то с лицом, обветренным на поле боя, и руками в мозолях от винтовки, если только он не на костылях или с рукой на перевязи. И на него следует смотреть с уважением»44. Вероятнее всего, в этом пассаже Франко непроизвольно вырвалось его давнее преклонение перед испанской аристократией. Если тут и был политический мотив, то состоял он в одном: уверить консервативных читателей «А-бэ-сэ», что его лидерство в партии фашистского толка вовсе не означает, будто он следует и эгалитаристской фразеологии.