По результатам встречи с Серрано Суньером Гитлер написал Франко 18 сентября письмо. В нем между строк легко угадываются трудности, испытываемые немцами в осуществлении операции «Морской лев»: так, фюрер подчеркивает, что британскую блокаду Испании можно снять, лишь изгнав англичан из Средиземного моря. Этого, утверждает Гитлер, следует «быстро и решительно добиться вступлением Испании в войну», которое начнется «изгнанием английского флота из Гибралтара, а вслед за этим немедленным захватом укрепленной скалы». Потом оборону испанских берегов обеспечили бы соединения германских пикирующих бомбардировщиков. Потеря Гибралтара заставит Британию захватить один из Канарских островов. Гитлер призвал Франко согласиться на размещение там эскадрилий «штукасов» или истребителей большого радиуса действия. Однако Гитлер не придавал вступлению Испании в войну особого значения, и это проглядывает в заключительных словах его письма: «Вступление Испании в борьбу поможет еще более определенно показать Англии безнадежность продолжения ею войны и вынудить эту страну раз и навсегда оставить свои неоправданные притязания»22.
Каудильо и Серрано Суньер были возмущены притязаниями Германии, однако они — особенно Франко — еще очень не скоро поймут, что Испании при новом порядке уготовано место мелкого аграрного сателлита. Планы создания огромной центральноафриканской империи с базами на Канарских островах и в Испанском Марокко как плацдармах этой империи были для Гитлера гораздо важнее, чем добрые отношения с Франко23. Во всяком случае, вступление Испании в войну составило бы лишь часть антибританской стратегии. Гитлер, не слишком заинтересованный в южном фланге, не считал нужным обхаживать Франко. «Войне на периферии» фюрер не стал бы уделять серьезного внимания, работая над стратегией уничтожения России и подталкивая Японию к нападению на Соединенные Штаты. К тому же расходы на военное сотрудничество с Испанией потребовали бы сокращения помощи Италии и вишистской Франции24.
Пока каудильо осмысливал содержание письма Гитлера, Серрано Суньер отправился в поездку по полям сражений на западном фронте. Девятнадцатого—двадцатого сентября Риббентроп обсуждал с Муссолини в Риме планы дальнейших действий, ибо операция «Морской лев» откладывалась. В автомобиле, по дороге из аэропорта, Риббентроп сказал Чано, что вступление Испании в войну «теперь кажется скорым и верным». Муссолини же он сообщил, что «Испания готова вступить в войну». Согласившись с тем, что это «событие огромной важности»25, дуче предложил, чтобы Испания подписала с Италией и Германией тройственный пакт. По его мнению, это следовало бы держать в тайне до вступления Испании в войну, дабы не ставить под угрозу нападение на Гибралтар. Однако, памятуя о собственных интересах в Северной Африке, Муссолини попытался посеять в Риббентропе сомнения в военной эффективности испанцев в Марокко26.
Еще до отъезда из Берлина Серрано Суньер специальным самолетом направил Франко отчет о беседах с Риббентропом. Вернувшись в Берлин из Брюсселя, где завершилась его поездка по полям сражений, он получил большое письмо от свояка. Оно непреложно свидетельствовало о том, что в этот момент Франко слепо верил в победу Оси и был полон решимости вступить в войну на ее стороне. Тон письма каудильо убеждал в его беспредельном преклонении перед Гитлером: «Очевидны, как всегда, величие и мудрость Фюрера». Неприемлемые требования, выдвинутые в беседах с Серрано Суньером, Франко относил на счет «себялюбия и чрезмерного самомнения низших», которые не поняли, что испанская Гражданская война облегчила Германии победу над Францией. Он наставлял Серрано Суньера, как разъяснить немцам, что конфликт в Испании позволил Германии испытать в боях солдат, тактику и вооружения, и это оказалось бесценным в кампании против Франции. Каудильо также мельком упомянул о том, что в течение пятнадцати месяцев после Гражданской войны он помогал ослабить положение Франции, «все время скрыто содействуя быстрому успеху Германии». Теперь Испания может предложить Германии «множество бойцов» (una masa guerrera), свое геостратегическое положение и перспективу отколоть республики Южной Америки от североамериканских государств.
Разделяя недовольство свояка требованием Риббентропа отдать Германии один из Канарских островов, Франко отметил, что оно «справедливо вызвало возмущение» Серрано Суньера и «об этом перо отказывается писать». Затем он предлагал шаги, которые привели бы к уменьшению германских требований. Однако твердое стремление обеспечить Испании место при дележе послевоенных трофеев не покидало каудильо. Неверно, что Франко всячески стремился держать немцев на расстоянии. Скорее каудильо пытался убедить их, что он тот союзник, которому можно доверять. Но уступить один из Канарских островов значило бы создать второй Гибралтар. На время существования испано-германского военного альянса базами одного союзника, по мнению Франко, мог бы пользоваться и другой. Если немцам нужен Агадир, его нельзя уступить навечно, а лишь сдать в аренду на девяносто девять лет. Требования Германии относительно сырья из Французского Марокко могут быть удовлетворены, но только после того, как Испания получит все необходимое. Притязания Германии осуществлять контроль над британскими и французскими компаниями, зарегистрированными в Испании, Франко счел экономическим империализмом, однако, твердо уверенный, что они не могут быть выражением истинных намерений фюрера, он приписал их плохому переводу или чрезмерному усердию чиновников Гитлера.