К счастью для Франко, фюрер не хотел, да и не мог дать ему запрошенную им цену. Гитлер желал участия Испании в войне, надеясь с ее помощью обеспечить контроль над Северной Африкой и за счет этого предупредить там французское сопротивление. Такова была одна из причин, побуждавших фюрера к союзу с Франко. Цена же, запрошенная каудильо, была слишком высока: передача ему французских колоний почти наверняка вызвала бы антигерманское движение, которое примкнуло бы к де Голлю и подготовило бы почву для высадки Союзников. Андайская встреча зашла в тупик как раз из-за этой проблемы. Подписанный протокол обязывал Испанию вступить в дойну на стороне Оси, а дату вступления предполагалось определить «совместной договоренностью трех держав» — но после завершения Испанией военных приготовлений. Эта оговорка фактически оставляла решение за Франко. Однако фюрер мог бы подтолкнуть его к этому решению, начав продовольственные и военные поставки. Гитлер выступил с твердым обещанием только насчет Гибралтара, а вопрос о будущем испанском контроле над французскими колониями в Северной Африке оставил в подвешенном состоянии. Неопределенные обещания не удовлетворяли каудильо. После Андая Франко пришлось признать, что его имперские притязания мало интересуют Гитлера, и его преклонение перед фюрером пошло на убыль.
Глава 16 ВЫЖИДАЯ ЗА КУЛИСАМИ
Франко и страны Оси. Ноябрь 1940 года — февраль 1941 года
После встречи в Андае у Франко и Серрано Суньера укрепилось убеждение, что они принадлежат к клубу стран Оси. Это, в частности, отразилось в беседе, состоявшейся 26 октября между куньядиссимусом и послом Виши графом Реном де ла Бом. Серрано Суньер высокомерно и резко заявил графу, что «обладание Марокко беспрецедентно важно для обороны полуострова», и угрожающе добавил, что характер испано-французских отношений в будущем зависит от решения «африканской проблемы», поэтому «Франция должна сделать некоторые территориальные уступки» (des abandons k faire)1.
Со стороны Серрано Суньера. это было пустым бахвальством — такой вывод позволяет сделать то, что сказал Гитлер на встрече с Муссолини во Флоренции 28 октября. Фюрер совершил поездку в Италию, чтобы рассказать Муссолини о встречах с Лавалем, Франко и Петэном и выслушать отчет дуче о его авантюре в Греции. Гитлер повторил свою точку зрения: резоннее оставить оборону Марокко за вишистской Францией, чем передавать ее Франко, рискуя нежелательными последствиями. Вполне понятно, что фюрер после Андая оскорбительно отозвался о Франко и Серрано Суньере, раздраженный тем, что испанцы своими имперскими амбициями мешают ему втянуть Лаваля и Петэна в союз, где доминировала бы Германия. Гитлер сказал дуче про Франко: «Он, конечно, отважный человек, но генералиссимусом и лидером испанского государства стал по воле случая и не соответствует уровню задач политического и экономического развития своей страны». По поводу территориальных притязаний каудильо фюрер заметил, что Франко «не добьется большего, чем значительного расширения Испанского Марокко», и что время вступления Испании в войну зависит от завершения ее военных приготовлений. Гитлер и Муссолини решили встретиться с Франко во Флоренции й объявить всему миру о создании ими тройственного пакта. Пока эта идея не материализовалась, мысли фюрера обратились к России2.
Геббельс писал в дневнике: «Фюрер невысокого мнения об Испании и Франко. Много шуму, но очень мало действия. Ничего конкретного. Во всяком случае, к войне совершенно не готовы. Гранды империи, которой больше нет. Франция — совсем другое дело. Где Франко испытывал неуверенность в себе, Петэн был ясен и собран». Он также прокомментировал сообщения об Испании, поступившие от зарубежных отделений НСДАП и распространявшиеся среди высшего нацистского руководства. В них подчеркивалось, что
Франко слаб, не владеет обстановкой, Серрано Суньер крайне непопулярен, а Испания находится «в диком, почти анархическом состоянии беспорядка», экономика в развалинах3. Быстрое ухудшение экономического состояния Испании было главным препятствием для любой формы участия Франко в войне и делало его весьма уязвимым перед лицом англо-американского давления. Дэвид Экклз писал жене 1 ноября 1940 года: «Испанцы выставлены на продажу, и наше дело добиться того, чтобы аукционер стукнул молотком после того, как цену назовем мы»4.