В конце 1940 года на почве продовольственных проблем у Франко появился новый друг. Случилось это при неблагоприятных обстоятельствах. Франко вызвал к себе Хосе Луиса Арресе, гражданского губернатора Малаги, обвиняемого в том, что он плетет заговор против каудильо. В 1937 году крайне амбициозный Арресе был осужден как сподвижник Эдильи и реабилитирован Серрано Суньером. На сей раз пронырливому Арресе не только удалось откреститься от обвинений в заговоре, но и добиться расположения Франко. Он предложил ему кое-какие оригинальные идеи, способные содействовать росту популярности режима. Они затрагивали широкий спектр проблем — от проектирования дешевых домов до решения проблем голода: Арресе утверждал, что для питания людей можно производить бутерброды из мяса дельфинов (bocadillos de came de delfin) и делать хлеб из рыбной муки (harina de pescado). Этот человек в течение многих лет проявлял себя как виртуозный подхалим. Франко, безусловно, нравилась лесть, но помимо этого он хотел использовать Арресе в своих целях. Внешний вид неудачливого заговорщика полностью соответствовал представлению о фалангисте: усы ниточкой и зализанные назад волосы. Прошлая приверженность к Эдилье делала его приемлемым для радикального крыла Фаланги, а нынешняя угодливость позволяла предполагать, что Арресе поможет каудильо завершить процесс приручения Фаланги. Скоро Франко сделает Арресе министром — генеральным секретарем ФЭТ и де лас ХОНС42.
С одной стороны, Франко приходилось сталкиваться с экономическими трудностями в стране и испытывать давление Союзников, с другой — вести переговоры с Канарисом о нападении на Гибралтар. Хотя они с Серрано Суньером пытались скрыть капитуляцию перед Британией и США, немцы хорошо знали об их уступках. Одиннадцатого декабря Серрано Суньер, отрицая, что Испания обещала американцам нейтралитет, все же признал, что, «к несчастью, пришлось время от времени демонстрировать англичанам определенную снисходительность» и это нашло воплощение в обязательствах перед ними — не реэкспортировать зерно, фосфаты и марганцевую руду, однако куньядиссимус попытался принизить значимость уступок, назвав их «туманными, ни к чему не обязывающими». Он утверждал, что не были приняты обязательства по транзиту португальских товаров, и обещал продолжать поставки из Испании в Германию, после того как будут удовлетворены неотложные нужды самой Испании. Шторер считал, что в своих посулах Союзникам Франко и его свояк не переступали той грани, за которой они утратили бы свободу действий43.
Попытки успокоить и Союзников, и страны Оси скоро привели к весьма заметным противоречиям. Пятого декабря Гитлер встретился со своим верховным командованием и решил просить у Франко разрешения на то, чтобы германские войска пересекли 10 января 1941 года испанскую границу — жест, едва ли подтверждающий опасения Франко по поводу двухсот дивизий, готовых нанести удар по Испании. Генерал Йодль был уполномочен поехать в Испанию и провести необходимые приготовления для нападения на Гибралтар, как только Канарис согласует с каудильо дату операции. Фюрер написал Муссолини, что, испытывая сомнения в лояльности вишистских войск в Африке, он считает «безотлагательным и необходимым вступление Испании в войну. Он просил дуче вмешаться и добиться назначения конкретной даты этого события44. Двумя днями позже, 7 декабря, Муссолини сказал германскому послу в Риме, что если активное участие Испании в войне и важно применительно к Гибралтару, то в остальных отношениях имеет «весьма сомнительную выгоду». Эти слова объясняются катастрофой в Испании и эгоистическими опасениями дуче, как бы «потом испанцы вдруг не выдвинули неуместных претензий в Северной Африке»45.
Канарис прибыл в Мадрид морозным снежным днем 7 декабря. В половине восьмого вечера он в присутствии генерала Вигона попросил Франко вступить в войну, пропустив через испанскую территорию германский армейский корпус с артиллерией, намеревающийся напасть на Гибралтар. Зная, что немцы не получили перевеса в воздухе над королевскими ВВС, а итальянцы терпят серьезное поражение в Албании, каудильо сказал Канарису, что Испания из-за тяжелого положения с поставками продовольствия попросту не способна выполнить пожелание Гитлера в предлагаемые сроки. Дефицит продовольствия, оцененный Франко в миллион тонн, усугублялся огромными неполадками в системе доставки по автомобильным и железным дорогам. Каудильо повторил также, что опасается, как бы с захватом Гибралтара Испания не лишилась Канарских островов и других заморских владений. Хотя Франко и пустился при этом в рассуждения о том, что не желает стать обузой для своего германского союзника, на самом деле он впервые усомнился в возможности победы немцев. Возможно, каудильо уловил намеки Канариса на то, что Гитлер может и не выиграть войну. Гораздо позднее Вайцзекер писал, будто Канарис говорил ему, что отказывается быть «пешкой в мошеннической игре с испанцами». Фельдмаршал Кейтель считал, что Канарис «не делал серьезной попытки склонить испанцев к проведению операции, но, напротив, советовал своему испанскому другу не соглашаться». Весьма вероятно, Канарис, считая, что вступление Испании еще больше осложнит уже проигранную войну, попросту не предпринимал никаких шагов для того, чтобы Франко разрешил нападение на Гибралтар46.