Получив отчет Шторера о беседе с Франко 23 января 1941 года, Риббентроп дал новые указания послу. Последнему предстояло зачитать каудильо еще более жесткое послание, чем предыдущее. Так как до понедельника 27 января встретиться с Франко оказалось невозможно, документ был вручен Серрано Суньеру. Он, в частности, гласил: «Только немедленное вступление Испании в войну имеет для Оси стратегическое значение и только таким путем генерал Франко может еще успеть, для разнообразия, хоть раз оказать услугу Оси». Риббентроп настаивал, чтобы каудильо доверил Оси выбор даты вступления Испании в войну и требовал «окончательного ясного ответа»68.
Официальный ответ Мадрида Серрано Суньер передал Штореру в субботу 25 января. Текст, в привычной для Франко манере, был выдержан в примирительном тоне. Там утверждалось, что Германия неверно поняла Испанию, если посчитала, что ее позиция претерпела изменения. Переговоры с Англией и Соединенными Штатами Испания представляла как необходимое средство осуществить свои военные планы. Отчасти, указывалось в документе, эта необходимость — следствие медленного рассмотрения Германией испанских нужд. Далее говорилось: «Дата нашего вступления в войну определяется совершенно однозначными и конкретными требованиями. Задержка — отнюдь не предлог для того, чтобы вступить в войну в момент, когда можно будет пожинать плоды победы, добытой другими... Испания хочет внести реальный вклад в победу, вступить в войну и выйти из нее с честью»69.
В понедельник 27 января, когда Штореру удалось встретиться с каудильо в присутствии Серрано Суньера, посол заявил, что ответ «совершенно неудовлетворителен», поскольку не содержит никакого упоминания о возможной дате вступления в войну. Тогда Франко необычайно пространно изложил масштабы экономических трудностей Испании. Согласно Штореру, в его длинной тираде заслуживало внимания лишь то, что генералиссимус, как никогда до этого, веско подчеркнул: «Испания несомненно вступит в войну». Каудильо также попросил, чтобы германские экономические эксперты сделали заключение о потребностях Испании, и то же должны сделать военные эксперты, возможно, фельдмаршал Кейтель. Шторер был убежден, что Франко чувствовал себя искренне уязвленным недоверием немцев к его заявлениям70. В тот же день Серрано Суньер в том же ключе изложил испанскую позицию итальянскому послу71.
И германский и итальянский послы многого насмотрелись в Испании, поэтому вошли в положение Серрано Суньера и Франко. Но Риббентроп разозлился, заметив сочувствие Шторера к испанцам, и обвинил посла в том, что тот позволяет каудильо выкрутиться. При этом он потребовал от Шторера точного изложения, как ответил Франко на предложение Германии о немедленном вступлении Испании в войну72. По словам посла, каудильо «ясно и окончательно отклонит» германскую просьбу, если рейх назовет неприемлемую для Испании дату вступления в войну73. В то время, когда страны Оси были озабочены оттягиванием сроков вступления Испании в войну, Союзников все более беспокоило, как бы продовольственный кризис не подтолкнул Франко к выступлению на стороне Оси. Спустя десять дней после «определенного требования» Риббентропа Уэдделл выразил опасение, что, не получая продовольственной помощи от Союзников, «Испания под давлением голода может ринуться в безумную африканскую авантюру в надежде добиться двух целей сразу — раздобыть провиант во Французском Марокко и осуществить территориальные амбиции»74.
Пятого февраля 1941 года Гитлер написал Муссолини, что из-за нерешительности Франко упущена прекрасная возможность закрыть западную часть Средиземного моря. Отговорки каудильо, означавшие, что вступление Испании в войну откладывается до осени или зимы, заставили фюрера снова обратиться к дуче с просьбой воздействовать на Франко и переубедить его75. Шансов добиться этого в условиях ухудшающейся с каждым днем ситуации в Испании было мало. Германские консулы сообщали, что в некоторых областях страны вообще нет хлеба, отмечаются грабежи на дорогах и бандитизм. Посол информировал Берлин о беспорядках в казармах и политической напряженности, обусловленной тем, «что и после Гражданской войны в заключении содержатся один-два миллиона красных, которых скверно кормят; их же семьи умирают с голоду». Каудильо получал аналогичные сообщения из управления безопасности, но, как отмечал Серрано Суньер, проявлял равнодушие к общественным настроениям. Военные все больше давили на Франко, требуя, чтобы он освободился от свояка. Такая перспектива устраивала Шторера, полагавшего, что нерешительность Франко порождена расколом в правительстве, и все это препятствует вступлению Испании в войну76.