Лживость заявлений Франко о дружбе обнаружилась менее чем через неделю. Четырнадцатого ноября Шторер запросил разрешение, чтобы германские самолеты использовали Балеарские острова как базу, с которой они могли бы проводить операции по спасению своих летчиков, сбитых над Средиземным морем. Когда Хордана 19 ноября на регулярно происходящей по четвергам встрече с Франко поднял этот вопрос, каудильо сказал, что откажет немцам, поскольку удовлетворение их просьбы спровоцировало бы враждебные акции Союзников130. Отказ, возможно, был, частью стратегии Франко, призванной убедить немцев в необходимости предоставить ему военную помощь для выступления против Союзников. 24 ноября 1942 года испанский министр иностранных дел составил документ под названием «Основы политических переговоров с Германией». Из него явствует, что каудильо хотел получить германское оружие без предварительных условий, бесплатно и без надзора со стороны германских специалистов131. Это было проявлением типичной для него инициативы — неясной, двусмысленной, открывающей простор для любых действий. В сущности, это не что иное, как явная просьба о том, чтобы Ось помогла своему союзнику укрепить позиции в тот момент, когда у его границ концентрируются все большие силы противоборствующей стороны. При всех своих симпатиях к Третьему рейху Франко пытался использовать трудности стран Оси — так же как он преувеличивал угрозы Германии, чтобы добиться поблажек от Союзников.
Пустив в ход всю свою врожденную хитрость, чтобы противостоять и Союзникам, и Оси, Франко решил действовать по возможности независимо. На заседании кабинета 23 ноября он дал указания Хордане добиться от американцев выполнения их обещаний об экономической помощи Испании. Хейес с оптимизмом встретил последовавший вскоре запрос об оказании помощи топливом и продовольствием, увидев в этом знак того, что «Хордана и Франко, вероятно, предвидят теперь грядущую победу Объединенных Наций, поэтому мы можем рассматривать их как потенциальных друзей, а не врагов»132. Хейес пришел к правильному выводу на основании ложных посылок. Настроения же Франко того периода выявились в дни празднования его 50-летия. Он заявил Арресе и делегации Фаланги: «На вашу веру и ваш фанатизм я отвечаю своими. Я верю в Испанию, потому что верю в Фалангу»133. В благодарственных посланиях Гитлеру, королю Виктору-Эммануилу III и Муссолини, поздравившим его, Франко пожелал побед их армиям «в славном деле освобождения Европы от большевистского террора»134.
Через три дня, 7 декабря, в своем обращении к Национальному совету Фаланги каудильо подтвердил свою несокрушимую преданность Оси. Это была одна из самых показательных и важных его речей. Однако в том, что раньше казалось благодушием и близорукостью, угадывались слабые намеки на поиски формулы собственного выживания в случае поражения Оси. Туманно выражая свои политические симпатии, Франко предрекал, что человечеству предстоит пережить драматические моменты, после того как война подойдет к концу. Он все еще считал, что либеральные демократии обречены: «Либеральный мир распадется, становясь жертвой собственных ошибок, и с ним падет коммерческий империализм и финансовый капитализм с его миллионами безработных». Катаклизмы, которые каудильо предсказывал Британии и Америке, уже совершились, по его словам, после Первой мировой войны в Италии, где, однако, «гений Муссолини обозначил фашистское начало и конец всему, что было справедливого и гуманного в восстании итальянского народа». Сходные похвалы были найдены и для нацизма.
Каудильо гордо сравнивал свой режим с «юношеским сознанием» фашизма и нацизма, восстающим «против лицемерия и неэффективности либеральных систем». Одержимый мегаломанией, он предрек, что либеральным демократиям — независимо от того, выиграют они в войне или проиграют, — придется столкнуться с революционным потоком, который им не удастся удержать в рамках буржуазной демократии, и тогда они обратятся к испанскому примеру. «Зная, что владеем истиной, ради которой работали шесть лет, мы спокойно наблюдаем за событиями». Как и большая часть его публичных заявлений, эта речь отличалась невнятностью. Однако за путаницей и противоречиями уже виделись зачатки будущей системы аргументации, утверждающей, будто франкизм — поистине оригинальный путь, отличающийся от фашизма. Каудильо заявил, что в случае маловероятной победы Союзников он станет их ценным партнером. Как обычно, оставляя за собой свободу выбора, Франко также задумывался об «основании» новой фалангисгской монархии вместо реставрации старой конституционной, если того потребуют его интересы135. После успешного проведения операции «Факел» Каудильо начал всерьез беспокоиться о собственной безопасности.