ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ЗАВЕЩАНИЕ…
К концу осени 1461 года Вийон вновь в Париже. Но в Париже нищих и убогих, хоть поэт и признает, что уже пользуется некоторой известностью. Что бы ни говорили о «Малом завещании» в Париже школяров, со стихов он дохода не имеет.
В одном из домов монастыря Святого Бенедикта магистр Гийом де Вийон принимает его по-прежнему гостеприимно. Автор «Большого завещания» в споре между капитулом Сен-Бенуа-ле-Бетурне с капитулом Нотр-Дам явно принимает сторону первого. В это время все еще ищут жуликов, ограбивших Наваррский коллеж, и Вийону надлежит вести себя скромно: о нем говорил Табари, и имя мэтра Франсуа засело в памяти тюремщиков Шатле. Самое лучшее для него — держаться от всего в сторонке.
За пять лет колесо повернулось. Давешний школяр может узнать немало интересного. Едва став королем, Людовик XI убрал многих из тех, кто был советником у его отца. Люди, недавно стоявшие у власти, впали в немилость, некоторые оказались в тюрьме. Недаром видели в небе комету: вот что она предвещала. Среди жертв — хранитель королевской печати Гийом Жувенель дез Юрсен, а также первый президент Ив де Сено и генеральный прокурор Жан Дове. Прежние фавориты Антуан де Шабан и Пьер де Брезе арестованы; арестованы советники Гийом Кузино и Этьен Шевалье. В немилость впал всем известный Андре де Лаваль, сир де Лоэак и маршал Франции.
Но чистка была незначительной, так что большинство королевских чиновников гонений избежали. Очень скоро многие мнимопострадавшие вновь оказались на прежних местах. Из семидесяти восьми членов Парламента всего четверо попали в опалу, тем более что генеральный прокурор Дове снова стал председателем Счетной палаты, а один из уволенных адвокатов отличался крайне преклонным возрастом. Но пока что все говорили об арестах.
Говорили о том, какой удар нанесен могущественному в столице человеку Роберу д’Эстутвилю. Он был смещен в самый день приезда короля в Париж, 30 августа 1461 года, и на его место назначили Жака де Вилье де л’Иль-Адама. Пока что Вийон не чувствовал себя в Париже как дома, а тот, чью радость по поводу счастливого брака он когда-то разделял и кто, без сомнения, оказал ему кое-какие услуги в обход королевского правосудия, находился в тюремном застенке, сначала Бастилии, а затем Лувра.
Все это не означает, что Париж переменился, хотя на Сене коммерческая активность возросла, а в городе в течение всего дня раздавались удары молотков каменотесов и плотников. Квартирная плата поднялась, лавки ломились от товаров, молодежь бегала на занятия. На глазах парижан возводились нефы соборов Сен-Северен и Сен-Медар. Творение музыкального мастера Жана Бурдона, новый орган звучал в Соборе Парижской Богоматери. Известно также, что старую тюрьму в Монфоконе заменила новенькая — в Монтиньи.
Развитие Парижа идет ускоренными темпами, подгоняемое новым веком, веком испытаний. Но Париж Людовика XI в основе своей — это Париж Карла VII.
Для человека, который втихомолку возвращается к прежним занятиям, очевидно следующее: чтобы выжить, ему надо попасть в другой мир. Власть имущие — уже не те, что были раньше. Головы забиты совсем другими проблемами. В университете заканчивается реформа, и, несмотря на забастовку 1460 года, вызванную арестом церковного сторожа, это уже совсем другой университет, тот, где через несколько лет будет открыта типография и где будет исповедоваться гуманизм Платона.
Вийон давно не школяр и больше не писец. Судя по всему, по каким-то неизвестным причинам магистр Франсуа де Монкорбье решением епископа Тибо д’Оссиньи лишился своей должности — возможно, это было связано с его принадлежностью к труппе бродячих актеров. Работа писца давала некоторое положение. Ярость, которую испытывает поэт по отношению к епископу Орлеанскому, таит в себе одновременно и его безмерное унижение и угрозу.
Бывший клирик, школяр без содержания, Вийон вынужден прибегнуть к крайним мерам. Не тогда ли решился он попользоваться прелестями толстухи Марго? Как бы то ни было, он болен — лучше тюрьма, чем плохое здоровье, — и не в состоянии работать: ничуть не лукавя с самим собой, он подумывает о том, что, вероятно, конец его близок.
У него в друзьях один славный малый, Фремен Ле Мэн, сын книгопродавца — присяжного и нотариуса Совета при епископе. Фремен — общественный писарь. Вийон берется за перо, изображая — и ничего при этом не имея в виду, — что Фре-мен — его секретарь.
Не диктовал ли он свои 2023 стиха «Большого завещания», уже лежа в постели? Это очень сомнительно. Риторические приемы, выведенные послушным пером писца, свидетельствуют об отсутствии какого бы то ни было помутнения рассудка. «Большое завещание» — произведение человека, который прекрасно владеет ресурсами своего ума, который сохранил копию «Малого завещания» 1456 года и подытожил свои счеты с обществом, властями и друзьями.
Его болезнь — одиночество, покончившее с любовными приключениями. О чем он и говорит, не красуясь:
Впрочем, в своем окончательном виде «Большое завещание», возможно, состоит из стихов, сложенных зимой 1461/62 года затворником из Сен-Бенуа-ле-Бетурне. Мы не знаем позднейших переделок; некоторые комментаторы склонны полагать, что следует отнести к 1463-му и последующим годам всю первую часть произведения — приблизительно 728 стихов.
Как бы то ни было, Вийон постоянен в своем вдохновении и доверяет писцу Фремену трижды переписать «Большое завещание», и его перо старательно фиксирует безнадежную нищету старого изгнанника. Смерть Вийона — факт литературы, хоть человек Вийон и чувствует себя побитым жизнью. Фремен дремлет, и тут уже ничего не поделаешь. С этого момента кончается исповедь и начинается завещание в собственном смысле слова. Поэт говорит теперь о своей мести не прямо, а лишь экивоками. Да поймет, кто сможет. Время памфлетов — против епископа Орлеанского прежде всего — прошло: отныне Вийон всего лишь завещатель.