— Хрен вам, а не Костю Салина! ЗА ОРДУ!!! — заорал я как умалишенный, бахнув себя Лечилкой по... да по всему, что явно было поломано или побито.
Уж не знаю, что за сила такая бережет меня от пробития, и я отделываюсь лишь ушибами, переломами, да контузией тканей, но воздадим ей хвалу!
Вернув же себе подвижность и перекатившись пару раз, подальше от того ада, я привстал и запулил седьмой огнешар вдогонку улепетывающему к лесу драндулету с коляской, пока его прикрывали оставшиеся два. Ещё один моцик, после близкого взрыва от моего предыдущего фаербола, силами экипажа как раз переворачивался снова на колеса. Полурослики же, из того опрокинутого броневоза, уже выбрались из него и чего-то там возились с этой своей каракатицей, никак пока не участвуя в бое. Поэтому я на них и не отвлекался.
Отползая под градом пуль по придорожной канавке, подальше от перенесенного на место моей последней активности вражеского огня, я подумывал, что вот бы мне чего-то такого, чтоб бить навесиком, да с закрытых позиций! Однако, когда мой рот в ответ на желаемое внезапно начал сам молоть какую-то околесицу, а руки вдруг возжелали порулить... великом, что ли, я содрогнулся от таких неуместных позывов и, одернув-таки себя, решительно прекратил исторгать всякую тарабарщину и тем более осуществлять нелепые телодвижения, ну и, подавив желание перекреститься, поспешил вернулся к прерванному занятию. То есть к такому увлекательному ползанию в дорожной пыли под свистящей над головой смертью.
Мда. Похоже, по голове меня и вправду неслабо так приложило. Надо же? Говорю: «Дайте миномет», — а мне какой-то цирковой номер на велосипеде, да со стишками, по меньшей мере, на Суахили. Бррр.
Что ты там примолк, Санёк?
~Да я тебя боюсь. Ты ж, вон, как в сказках: огнем швыряешься. Жесть.***
А то. Мы, маги-путешественники по мирам — такие! Знать бы еще: кто конкретно такие, совсем бы круто было.
— На! — выйдя из-под обстрела, который заметно утратил интенсивность, отослал я очередной огнешар по уже единственному еще отстреливающемуся мотоциклу Гессенцев, пока остальные два улепетывали к лесу.
Похоже, тот байк, поставленный наконец на колеса, всё же утратил подвижность, и был оставлен в качестве заслона, пока все остальные рванули спасаться. Ну а тот, в догонку которому я запулил фаербол прошлый раз, и что уматывал ранее под прикрытием сейчас улепетывающих, превратился-таки в оплавленный ком. Уж очень удачно я попал прямо в спину его третьего номера, который сидел позади водителя, и от чего огнешар при встрече с «живым» полыхнул с такой силой, что просто сплавил всё в радиусе пары метров.
Вот оно, значит, как, а я и не знал. Точнее, только сейчас мне мое «подсознательное» прояснило картину случившегося. А то ведь я думал, что огнешары только для взрывов, но это, как выяснилось, случается лишь при контакте их с «неживым». Запомним.
Наконец, я сумел заткнуть близким взрывом очередного своего огнешара и оставленный прикрывать отход мотоцикл, поэтому, встав в полный рост, максимально быстро, как мог, принялся швырять фаерболы вдогонку беглецам, чтобы наказать и этих... любителей пострелять по раненным.
Что ж, как оказалось, хоть этим моим огненным штуковинам те пятьсот метров до леска и лететь секунд так восемь, а о меткости дальше чем метров за двести и речи быть не может, но, похоже, мое упорство и кипящая ненависть сыграли свою роль. Никто не ушел, в общем.
Качественно я их закидал и даже «перепахал» те места, где кто-либо мог залечь. Миникарта, которая красными точками подсвечивала почему-то только врагов, очень мне помогла не оставить живых гадов.
Соня!!! Дурак, ой, дурак! Заигрался. Тир устроил, идиот. А девочка там может уже...
Пролетев эти метров пятьдесят, что нас разделяли, быстрее чем любой длинноногий атлет из какой-нибудь жаркой страны, я оказался над милым созданием, при взгляде на которое у меня холодело всё внутри, а желание раздобыть-таки тот... цирковой велосипед, который способен сравнять с землей город, только окрепло.
*** После «~», как несложно догадаться, даются реплики Саниэля Шереметьева, личность которого, судя по всему, не покинула своего тела. Как-то отдельно выделять слова Константина Салина не считаю нужным, ведь они все тут его. Всё-таки произведение от первого лица и всё, что вы в нем читаете, разумеется помимо диалогов и сцен от третьего лица, является мыслями и внутренним диалогом главного героя, который, к слову, как раз Салин, пусть и большую часть времени он обретается в теле Герда Франта.