В таком одаривании и почитании духовных лиц и церквей должен в определенной степени проявляться материальный субстрат отношений государя с клиром. Можно доказать многочисленными примерами, что Штауфен с готовностью выступал жертвователем и дарителем в пользу церкви. В 1162 году — в год своего триумфа над Миланом — государь повелел выдать денежное пожертвование всем церквям Империи: о нем мы имеем сведения в связи с той его частью, что была выделена аббатству Петерсхаузен близ Констанца. Благотворительные пожертвования Штауфена, которому в Бамбергском некрологе был присвоен знаменательный титул amator ecclesiarum (почитатель церквей), засвидетельствованы многими отдельными сообщениями. Они являются важным выражением его личной религиозности, которую, впрочем, нельзя описать и понять, не принимая во внимание данностей имперской политики, стремления Фридриха к репрезентации и исполнению своей обязанности правителя. Так, например, не без этой значительной имперско-политической подоплеки следует рассматривать и понимать дарение Ахенской придворной капелле по поводу канонизации Карла Великого в декабре 1165 года. Поддержка церкви не только являлась выражением религиозного настроения, но и, более того, относилась к высшим обязанностям государя как их важная составная часть. Такого рода пожертвования — в немалой своей части известные нам из записей некролога — могли состоять в денежных выплатах, в почетных дарах и подарках, среди которых особенно выделяются предметы церковной утвари, но также и великолепный круглый светильник придворной капеллы в Ахене или мощи, а кроме того и в наделении привилегиями, которые гарантировались грамотами.
Странным образом Фридрих Барбаросса по-настоящему не выступает в качестве основателя монастырей — заключение, которое, впрочем, можно смело счесть относительным в силу прочих многократно подтверждаемых поощрений церкви со стороны монарха. В результате его инициатива как «основателя» может усматриваться, во-первых, в поощрении и поддержке таких начинаний, во-вторых, с учетом нескольких основанных госпиталей. Тесная связь госпиталей с разрастающейся в этот период городской жизнью, но одновременно и значение этого института для уменьшения нужды, как и для развития средств сообщения (функции странноприимного дома), могли стать для Штауфена существенными поводами обратить большее внимание именно на этот вид церковных учреждений. Возможно, здесь допустимо увидеть и реалистическое, весьма связанное с практикой проявление человеческого характера Фридриха Барбароссы.
К области феноменов, несущих на себе постоянный отпечаток большой политики и нужды в репрезентации и демонстрации суверенитета Империи, относится и участие императора в крупных церковных празднествах и действах, связанных с канонизацией. Как правило, с исключительным великолепием отмечались три больших церковных праздника в году — Пасха, Троица и Рождество. Они были предпочтительными датами торжественных коронаций, на которых властитель «шел под короной». Однако даты церковных торжеств, «святые дни», избирались также по преимуществу и для созыва больших имперских собраний, использовались нередко для того, чтобы особенно выразительно подчеркнуть политические деяния государя[562]. По поводу личного участия императора в церковных празднествах следует далее вспомнить о его присутствии при освящении церквей, например в 1157 году в Фульде или в 1179 году в цистерцианском монастыре Вальдзассен, а также при перенесении мощей. Так, перенесение останков покровителя города Лоди, Святого Бассиана, из Старого в Новый Лоди осенью 1163 года не только дало повод достойным образом завершить намеченный императором в 1158 году перенос города с Ламбро на Адду. Одновременно оно послужило — при личном участии штауфеновского антипапы Виктора IV — масштабной демонстрацией церковной политики Империи в период схизмы. К тому же самом контексту относится и проведенная двумя годами позже канонизация Карла Великого в Ахене, хотя в случае с западноевропейским примером оказывалась задействована несравнимо большая, можно сказать, европейская политическая сцена.
Священные реликвии составляли особый фокус религиозного почитания в жизни Средневековья. Обладание сокровенными мощами выступало в качестве высокой цели, которую постоянно преследовали не только сама церковь, но и государь. В этом контексте самым знаменитым событием эпохи Барбароссы является, несомненно, дарение мощей трех святых королей архиепископу Кёльнскому Райнальду фон Дасселю. Они попали во владение императора во время разрушения Милана весной 1162 года, а два года спустя архиепископ Кёльнский, награжденный передачей этого несравненного сокровища, перенес их в своей епархиальный город, где с начала XIII века они стали храниться в великолепном, существующем и поныне реликварии[563]. Однако мощи также постоянно сопровождали штауфенский двор в его продолжительных путешествиях как неотъемлемая составная часть богослужения. Сам император проявлял максимальный интерес к приобретению новых реликвий, но они вручались также — и в подтверждение можно сослаться не только на пример трех святых королей — как особо почетный дар духовным лицам, пользующимся высоким авторитетом и отмеченным особыми заслугами[564].
562
Ср.:
563