Выбрать главу

Итак, чтобы резюмировать проблему отношений Барбароссы с миром итальянской знати, нам останется констатировать, что к югу от Альп основания для господства знати были все же гораздо слабее и неопределеннее, чем в германской части Империи. Серьезного противника для знати на юге следует видеть не в конкурентах из ее собственных рядов и не в Империи: напротив, им определенно являлся мир коммун. Противодействие коммун давало повод искать помощи у имперских властей и стремиться обрести в них сильную политическую опору. Для Империи же, наоборот, связь с кругами знати хотя и составляла всегда один из возможных регулирующих элементов в борьбе различных сил, но все-таки именно только один из них, наряду с другими. Не в последнюю очередь то, что в своих властных и финансовых возможностях мир итальянской знати был гораздо более ограничен по сравнению с городами, привлекало государя в этой части Империи все же бесспорно именно к коммунам как к непосредственной основе для мероприятий, оформлявших его господство.

Обращение к комплексу связей Штауфена с общностью мирян, прежде всего знати, но также и близких к знати слоев, осталось бы, впрочем, фрагментарным, если бы мы не захотели привлечь и следующий характерный для эпохи общественный круг Его конституирование в период высокого Средневековья относится к наиболее выделяющимся феноменам социального подъема, наблюдаемого в эти столетия. Речь идет о министериалитете[610], который прежде всего в XII столетии все более обретает свои контуры и собственный профиль в общественной структуре Империи. Министериалы изначально были обладателями «службы» (ministerium), к несению которой они привлекались на местах в рамках господства как представителей знати, так и духовенства. При этом сначала речь шла о людях несвободного состояния, которые, впрочем, в процессе исполнения этой службы достигали отчетливо различимого социального возвышения — особенно если подразумевалась квалифицированная служба, вроде исполнения обязанностей стольника (трухзеса), камерария, кравчего или маршала. Положение министериала к тому же реально зависело от положения его господина, так что, естественно, между министериалами монастыря Корвей, архиепископа Майнцского или самой Империи могли существовать значительные ранговые различия.

Начиная с салической эпохи королевская власть в растущем масштабе использовала эти вновь выдвинувшиеся слои, но здесь все-таки обнаружилось совершенно новое для прежней расстановки сил, все более повышающее свою значимость сословие, на которое благодаря этому можно было с успехом опереться. Правда, Штауфену поначалу пришлось отличать штауфеновско-швабский министериалитет от имперского, но с возвышением до уровня королевской власти обе этих сферы смешивались в одну, нередко однородную социальную структуру. Здесь тоже, как и в случае с князьями и знатью, особо выдвигались отдельные персоны, отмеченные частым присутствием при дворе, тесной личной близостью к государю, а также, во многом именно благодаря этому, уже и обширными собственными областями господства, состоявшими из многих наделов. Яркий такой пример являет собой, в частности, происходящий из Пфальца имперский министериал Вернер фон Боланден, обнаруживаемый в министериальном властном комплексе этого периода ленной книгой, которая относится к концу XII столетия[611].

Не в последнюю очередь с передачей должностей и связанных с ними требований могло быть сопряжено то, что министериалы из такого рода сокровищницы могли почерпнуть опыт политической деятельности и техники управления, что они нередко проявляли себя как подлинно идеальный персонал для самых трудных должностных сфер. Там, где требовались вдохновение для принятия решений, способность их реализовать и полная мера политической интуиции и гибкости, там теперь предоставлялась возможность прибегнуть к помощи не одних только представителей духовенства или знати. Там в штауфеновскую эпоху во все возрастающем числе приступали к действиям министериалы. Этот феномен можно хорошо понять прежде всего в рамках итальянской политики. Правда, сам Барбаросса при этом поначалу делал большую ставку на духовных лиц, графов и благородных, что можно подтвердить ссылкой на носителей значительных должностей ломбардского имперского управления в 1160-е годы — епископа Генриха Люттихского (Льежского), графов Генриха фон Дица и Гебхарда фон Лойхтенберга или благородных господ Маркварда фон Грумбаха и Арнольда фон Дорштадта. Но уже в эти годы первый министериал направлен в Италию: фогт Вильгельм фон Ахен был назначен графом Сиены. Со всей определенностью участию министериалов в штауфеновской итальянской политике суждено было пойти в гору уже позднее, причем для времени Барбароссы следует назвать, в частности, Бертольда фон Хокёнигсбурга, занятого в 1180-е годы на Виа Эмилия, а применительно к 1190-м годам сослаться прежде всего на таких людей, как Марквард фон Аннвайлер.

вернуться

610

Ср. о нем в первую очередь: Bosl K. Op. cit., а также замечания у Т. Майера и Й. Флекенштайна: Mayer Th. Die Ausbildung der Grundlagen des modernen deutschen Staates im hohen Mittelalter// Historische Zeitschrift. 1939. Bd. 159. S. 475; Fleckenstein J Friedrich Barbarossa und das Rittertum: Zur Bedeutung der gro?en Mainzer I loftage von 1184 und 1188// Festschrift für H ermann Heimpel zum 70. Geburtstag am 19. September 1971. Göttingen, 1972. Bd. 2. (Veroffentlichungen des Max-Planck-Instituts für Geschichte; 36 / II). S. 1030.

вернуться

611

О сеньорах фон Боланден см. статью О. Энгельса в: Lexikon des Mittelalters. Bd. I. München; Zurich, 1980. S. 356f.