В октябре 1175 года император вновь направился в долину Танаро. Боевые действия были возобновлены. Правда, для проведения операций против самой Алессандрии у Барбароссы не хватало сил, и он был вынужден довольствоваться ограниченными, частными операциями. Тем не менее ему удалось снова закрепиться в этой зоне, использовав военное давление, искусно соединенное с имитацией начала переговоров[281]. Соглашение с Тортоной было заключено 6 марта 1176 года — очевидно, император не сразу добился этой договоренности, позволившей ему дополнительно усилить свою власть на территориях, окружающих Алессандрию[282]. Правда, ему настоятельно требовались новые войска и подкрепления из Германии. Еще в начале 1161 года Барбаросса встречался в Комо с Генрихом Львом. Теперь, в январе 1176 года, для встречи с вельфским кузеном он поехал в Кьявенну, город к северу от озера Комо. В покров легенды эту знаменитую сцену облекли позже, в другие времена. Тем не менее нам не приходится сомневаться ни в факте встречи как таковой, ни в сути состоявшегося на ней разговора. В обмен на желаемую военную поддержку штауфеновской итальянской политике герцог потребовал передать ему Гослар. Фридрих отказался: если бы он согласился на такое требование, ему пришлось бы поставить под вопрос принципы своей столь успешной территориальной политики в германских землях[283].
В мае 1176 года по территории комасков, имперский контроль над которой вновь удалось обеспечить в 1175 году, к императору подошли давно ожидаемые подкрепления. Под руководством архиепископа Филиппа Кёльнского, которого Фридрих еще зимой послал в Германию, имперские контингенты прошли через перевал Лукоманьо, оказавшийся в распоряжении государя после получения в 1173 году наследства графов Ленцбургов. Барбаросса лично встретил войска и повел их в направлении Павии. 29 мая под Леньяно дорогу ему преградили части Лиги под миланским командованием — ведь города не могли не увидеть чрезвычайной угрозы в усилении императорского войска. Поражение Штауфена в этом бою, произошедшем к северо-западу от Милана, обладало колоссальным политическим значением. Это не была великая решающая битва, а Фридрих и раньше терпел поражения от неприятельских городов[284], но при Леньяно он все же впервые уступил войскам городского союза. В пропагандистском послании болонцам миланцы приписали победу не собственному оружию, а папе и Ytalicorum communia, «сообществу итальянцев»[285]. Самого императора с того дня некоторое время не удавалось найти. Затем он снова объявился в Павии, где его супруга надела уже было траурное платье[286].
Поражение при Леньяно должно было окончательно укрепить Фридриха в убеждении, что вооруженной силой с коммунами не справиться. Настало время очередной волны переговоров, проводившихся в различных местах Ломбардии. Новый проект мира, предложенный кремонскими консулами, Барбаросса одобрил, несмотря на некоторые крайне жесткие положения договора — в частности, о том, что Алессандрия и впредь будет существовать[287]. В эти недели ко двору прибыл картезианец Дитрих Сильв-Бенитский, еще на рубеже 1167 и 1168 годов оказавший посредническую помощь при контактах с курией. Он представил государю мирный план прекращения схизмы, разработанный при содействии цистерцианцев Франции. Эта инициатива[288], проявленная через несколько недель после Леньяно, вероятно, была озвучена как нельзя вовремя: она давала Штауфену возможность вступить в переговоры с Александром III, на сей раз независимо от желания неприятельских коммун, а в случае удачи позволяла лишить Ломбардскую лигу их важнейшей опоры.
281
Об этом см.:
282
Об этом см.:
283
Ф. Гютербок отстаивает мнение, что этой встречи вообще не было (Guterbock F. Die Gelnhaüser Urkunde und der Proze? Heinrichs des Löwen: neue diplomatische und quellenkritische Forschungen zur Rechtsgeschichte und politischen Geschichte der Stauferzeit. Hildesheim, 1920. S. 166 и 177). Тем не менее, сегодня общепризнано, что она имела место, см.:
286
Так написано в «Vita Alexandri III» кардинала Бозона, см.:
288
Об этом см.: