Однако наряду с этой пользой общего характера следует подчеркнуть прежде всего реальные политические выгоды, финансовые доходы, принесенные имперской политикой в отношении Италии. Требованием о взимании фодрума — сначала налога, ограниченного коронационным походом, — проявила себя тенденция к регулярному налогообложению, с системой регальных цензов, причем за уступку суверенных прав коммунам устанавливалась финансовая компенсация в пользу Империи. Но также и штрафные суммы, взыскиваемые с подчиненных городских противников, создавали прочный фундамент финансовой политики в имперской Италии, привлекали богатые экономические возможности этой страны для нужд штауфеновской имперской власти. Наиболее интенсивное развитие этот аспект имперской политики претерпел в начале шестидесятых годов XI[столетия, когда дело дошло до непосредственного использования финансовой силы имперской Италии, а также была введена собственная имперская монета в Верхней Италии. В нашем распоряжении имеются данные о ежегодных имперских доходах в размере 30 000 фунтов, а в одном случае даже 84 000 фунтов империалов (то-есть в единой имперской монете). Стоит подчеркнуть, что при этом не может говориться о регулярно поступающих суммах и что величина денежных средств скорее зависела от конкретного политического положения, в особенности от присутствия Империи, от пребывания государя в Италии. Но и при этом финансовые возможности правителя-Штауфена все равно оказываются включенными в большой европейский контекст, в рамках которого они уступали лишь возможностям норманнских держав в Англии и Сицилии. При этом не может быть и речи об эксплуатации Италии в том смысле, что эти доходы предназначались бы для нужд тех частей империи, которые лежали севернее Альп.
С другой стороны, высоким доходам на юге противостояли чрезвычайно затратные расходы в той же самой области. Их составляли прежде всего финансовые потребности, связанные с многочисленными военными мероприятиями, которые должны приниматься здесь в расчет. Однако по существу итальянские доходы Империи могли быть солидным финансовым основанием, которое в начале 1170-х годов позволило императору через несколько лет после вызванной эпидемией малярии катастрофы близ Рима (1167 год) выкупить у своего вельфского дяди, Вельфа VI, его итальянские имперские лены за огромную сумму, о точном размере которой традиция умалчивает[500].
Теперь обратимся ко второй негерманской части империи той эпохи, королевству Бургундия (Regnum Burgundie)[501], чтобы проанализировать и прояснить также и здешние отношения и структуры. Сведения, сохраненные источниками, здесь гораздо более скудны. Прежде всего, в нашем распоряжении нет описания страны, сравнимого с тем, которое в столь выразительной манере посвящает Италии Оттон Фрейзингенский: картина должна складываться скорее из документальных и гораздо более редких историографических свидетельств.
Возникшее в процессе распада каролингской империи Бургундское королевство было в X веке расширено на юг в результате столкновений с «Итальянским королевством Гуго Прованского» за область Арелат. Благодаря унаследованию от последнего собственного короля Рудольфа III (993-1032 годы) Бургундия перешла к Салию Конраду III и тем самым к Империи. Территориально эта страна простиралась от южной кромки Вогезов в ее северной части до Альп, от Соны на западе до срединной Швейцарии на востоке. Епископскими резиденциями, как важными пунктами кристаллизации властных отношений, являлись архиепископство Безансон, а также епископства Базель, Женева, Лозанна и Сьон (Зиттен), позиции знати в первой половине XII века представляли прежде всего графы Бургундско-Маконские. С юга к этим территориям примыкал Арелат, ограниченный альпийским хребтом и Роной и включавший на юге морское побережье теперешнего Лазурного берега. Эта южная полоса королевства обнаруживала богатую по составу властную структуру, в которой, наряду с несколькими могущественными аристократическими домами, такими как сеньоры Бо или графы Форкалькье, в раннештауфеновскую эпоху все еще задавал тон епископат. Густая сеть епископских резиденций была характерна для этой области, причем центр тяжести приходился на главенствующее в ландшафте русло Роны и ее важные восточные притоки, такие как Дюране или Изер. Среди этих епархиальных центров следует назвать в первую очередь Арль, Экс-ан-Прованс, Вьенн, Лион, Амбрён и Мутье-ан-Тарентез, а также епископства Марсель, Авиньон, Оранж, Баланс, Апт, Гап, Дье, Гренобль и Белле. Однако, наряду с этим, здесь уже с начала XII столетия отмечается формирование городской среды, которая — под отчетливым воздействием итальянских установлений — вырабатывала собственные консульские формы правления.
500
По поводу этих соображений см. работу К. Брюля (см. предыдущее примечание). О Вельфе IV см.: Feldmann K. Herzog Welf VI. und sein Sohn: Das Ende des suddeutschen Weifenhauses (mit Regesten): Diss. Tübingen, 1971. S. 73 ff.
501
Ср.: