Фридриха ужаснула дикая жестокость, проявившаяся в тот день. «Мы нобили русских и не понесли больших потерь», — писал он Вильгельмине, хотя на самом деле был потрясен. Войны с Россией всегда следует, если возможно, избегать, считал король. «Они выставляют калмыков, татар, жестоких, свирепых людей, которые все уничтожают и жгут[235]. Россия в конечном счете самая опасная из европейских держав». Поле Цорндорфа стояло у него перед глазами, когда несколько лет спустя он писал эти строки. Фридрих частенько пренебрежительно относился к военным возможностям России, теперь к страху и недоверию примешивалось немалое уважение. «Из всех наших врагов, — писал он Генриху, — австрийцы лучше всего понимают войну, французы являются слабейшими, русские — самые свирепые». Король приказал Финкенштейну попытаться опубликовать во французской и германской прессе побольше деталей о зверствах русских. Он писал о «варварстве, которое чинили эти дьяволы… избиении женщин и детей, вырезании пленных…» 27 августа он поехал в Тамсель, где когда-то семейство фон Вриха проявило доброту к печальному молодому принцу и где он испытал юношеское увлечение молодой фрау фон Врих. Дом был разграблен казаками, а тело убитой молодой женщины, над которой надругались и пронзили пикой, лежало перед парадным входом.
Фридриха беспокоило, что в пехоте отсутствовали прежняя непререкаемая дисциплина и боевой дух — некоторые вообще разбежались, несмотря на драконовские приказы, которые он отдал во время марша из Саксонии. Кавалерия и артиллерия, напротив, показали себя с хорошей стороны. Он был потрясен размерами потерь. Его любимого флигель-адъютанта, фон Оп-пена, принесли мертвым с двадцатью семью ранами на теле. Тем не менее на следующий день король спокойно рассказывал де Катту о ходе сражения, пообещал учить его военному искусству и редко упускал возможность побеседовать с ним на эту тему. «Знаешь ли ты другого такого монарха, — поддразнивал он его, — который был бы в такой степени педагогом, как я?» Сам Фридрих был, как всегда, повсюду. Непосредственное ведение боя, тактический план не вызывали сомнений. Марш к позициям был долгим и трудным, но дал возможность пруссакам развернуться в благоприятных условиях, и они нанесли противнику больший урон, чем сами Понесли. Пальму победителя, вероятно, нужно вручить Зейдлицу; по он сказал: «Король, это один король выиграл битву». А ведь Зейдлиц вовсе не придворный.
Цорндорф оставил в душе Фридриха неизгладимый след. Изображения на холсте или в театральной постановке сражений восемнадцатого века могут показаться элегантными, почти церемониальными сценами: разноцветные и блестящие мундиры, построение войск симметрично. В реальности поля сражений во все века были ужасным местом: земля усеяна телами погибших, истекающих кровью, людьми с оторванными или раздробленными конечностями, агонизирующими; воздух наполнен криками раненых — порой становилось еще страшнее от воя несчастных, которых нашли и мучают для развлечения победители, пока смерть не избавит их от страданий; запах стоял, как на скотобойне. Под Цорндорфом ужасные крики раненых, жертв казаков, объезжавших поле битвы, были слышны на дальнем берегу Одера.
Фридриху стало известно, что его брат Генрих в Саксонии стоит перед сосредоточением 100 000 австрийцев и имперцев (под командованием принца Фридриха Цвейбрюкенского), командование которыми осуществляет Даун. У Генриха было примерно 45 000 войск, включая 24 000 под руководством Карла Бранденбург-Шведтского в Лусатии. Австрийцы концентрировали силы возле Дрездена среди скалистых гор, окружавших населенный пункт Столнен к востоку от города, на господствующей позиции был замок, оттуда просматривалась вся равнина между Дрезденом и Бишопсверденом. Королю также доложили, что Даун распорядился устроить салют в честь победы под Цорндорфом. «До крайности нелепо!» — заметил он. Теперь Фридрих уже прекрасно изучил местность в Саксонии, на которой велись кампании. Коммуникации Дауна с Богемией проходили через Циттау, с Силезией — через Бауцен. 2 сентября, запасшись достаточным количеством томов Цицерона, который должен был развлекать его в карете, Фридрих отправился в Саксонию. Он ехал в сопровождении 15 000 человек, оставив 21 батальон и 35 эскадронов кавалерии под командованием Дона для наблюдения за восточным направлением. В самой Пруссии происходили схватки, порой масштабные, со шведскими войсками, совершавшими рейды в Померанию. Войска численностью примерно 15 000 солдат под командованием графа Гамильтона проводили марши и контрмарши среди болот и озер южнее Штеттина, но их подвело тыловое обеспечение, и им не удалось соединиться с Фермором, это могло бы угрожать Фридриху в дни, предшествовавшие Цорндорфу. В начале октября он с удовлетворением услышал, что шведы получили хорошую взбучку, понеся большие потери, у Фербеллина от пруссаков, во главе которых был генерал фон Ведель. Гамильтон шел маршем через Нёйруннин, где в свое время был расквартирован батальон Фридриха. Русская армия отошла на восток. Если не считать сил, выделенных для осады Кольберга на побережье, все войска Фермора к концу ноября будут стоять за Вислой.
И сентября Фридрих соединился в Саксонии с принцем Генрихом. Армия Дауна имела численный перевес, и прусский король не собирался искать решающего сражения, если только не представится выгодный случай. Он выбрал маневр, чтобы при помощи контрпатрулирования держать на расстоянии кавалерийские разъезды Лаудона и угрожать коммуникациям австрийцев с Силезией и Богемией. Он получил известие об осаде Нейссе и сказал, что, несомненно, ему в скором времени придется опять поспешить туда! Он планировал все время наблюдать за Дауном. Фридрих стоял лагерем у Шёнфельда неподалеку от Дрездена, собирал доступную информацию и писал, обычно ежедневно, принцу Генриху. Когда он сядет на хвост Дауну, необходимо, чтобы его позиции перед лицом превосходящих сил противника были хороши для обороны и чтобы туда был обеспечен подвоз припасов (это в скором времени станет насущной проблемой). Наконец, рано утром 6 октября король выступил из Дрездена на восток. Даун был на марше, и Фридрих двинулся по направлению к Бауцену с небольшими силами, состоявшими из свободных батальонов и легкой кавалерии, рассчитывая, что остальные силы пойдут за ним. В первой стычке при форсировании реки его авангард потерял 320 человек, но зато он узнал, что Даун передвинулся с позиции среди скал Столпена, разместившись сначала у Ноештадта, недалеко к востоку от Столпена, а потом на позициях у Киттлица, к западу от Горлица. «Можешь быть уверен, — писал Фридрих Генриху 8 октября, — Даун со всей армией находится между Гохкирхом и Лобау». По его предположениям, Даун мог пойти на юг, в Богемию.
Теперь Фридрих полагал, что способен угрожать Дауну непосредственно с запада и в то же время выделить сильный отряд, чтобы препятствовать и, возможно, предотвратить дальнейшее продвижение австрийцев на восток, в Силезию. Он уже 28 сентября приказал генералу Ретцову с 9000 человек идти на Вейсенберг, к северу от которого, по имеющейся информации, стоял Даун, и таким образом появиться за его предполагаемым правым флангом. Ретцову следовало вести операции в направлении Рейхенбаха, между Лобау и Горлицем. Это ставило под угрозу не только коммуникации австрийцев с Силезией, но и коммуникации, идущие в южном направлении через Циттау в Богемию. Передвижения Дауна, казалось, соответствовали его замыслам, и 11 октября Фридрих повел всю прусскую армию, за исключением отряда Ретцова, на позиции в районе деревни Гохкирх, находившейся в пяти милях к западу от Киттлица. Там дорога из Плоцепа пересекалась с меньшей дорогой, ведущей на юг от Родевица, расположенного в двух милях севернее Гохкирха. Левый фланг войск Фридриха находился вокруг Родевица, правый в Гохкирхе и вокруг него, а также на путях, ведущих на запад и юг. Штаб он устроил в Родевице.
235
Фридрих не нов в попытках приписывать русским войскам жестокость и в отношении мирного населения. Факты истории и отчеты о поведении русских солдат на территории европейских государств свидетельствуют об обратном. Подобные оценки были явно нацелены на раздувание антирусских настроений не только в Пруссии, но и в других странах Европы. Распространение слухов о «зверствах русских» — это испытанный прием психологической войны, которым Фридрих мастерски пользовался.