Пруссия, несмотря на ужасные материальные и людские потери, вышла из войны победительницей. Прусских солдат теперь уважали и боялись во всей Европе, а военное искусство их короля превозносили до небес. Война в Европе, как утверждал Фридрих, велась с целью уничтожения Пруссии. Коалиция величайших европейских держав сложилась, чтобы раздавить поднимающее голову северное королевство. Однако его король первым нанес удар и продолжал наносить их один за другим. Пруссия, маленькая, не имеющая естественных оборонительных рубежей, с этого момента стала державой, с которой считалась вся Европа: Фридрих в «Истории» писал, что война обошлась Пруссии в 180 000 человек и она пострадала больше других.
Он во время войны допустил немало ошибок и в моменты благодушия признавался в этом, однако продемонстрировал наступательный дух. Фридрих решительно навязывал на поле боя свою волю, когда такое бывало возможно. После Колина король понял, что это будет затяжная война. Он быстро усваивал уроки и применял усвоенное с редким талантом. Король полагал, что всегда сражается за достойную жизнь Пруссии.
Теперь король, которого не видели дома так долго, возвращается. Он защищал страну, каждый час посвящая служению ей, — это настроение было широко распространено среди населения Бранденбурга. Оно устало от войны и страдало от нее, но чувство долга, присущее Фридриху, стремление работать во имя его было столь же легендарно, как и военная доблесть. Берлинцы знали, что 30 марта 1763 года король наконец вернется к своему народу в свою столицу. Город украсили, приготовили блистающую новой позолотой карету, в которую король сможет пересесть из походного экипажа. Собирались толпы людей. Нетерпение нарастало. Сначала Фридрих проедет в главный, но нелюбимый берлинский дворец. В то утро его ожидали вскоре после 10 часов. Но утро прошло. День начал клониться к прохладному вечеру. Стало смеркаться.
О Фридрихе не было ни слуху ни духу. А он просто решил, что не нужно шумихи, празднеств, никаких изъявлений радости. Д’Аржан, один из немногих, кто всегда мог откровенно говорить с ним, дружески пенял ему за это. Это великий момент, Пруссия вела войну почти семь лет. Ее существованию угрожала большая коалиция врагов, столицу захватили и разграбили. Последующим освобождением она всецело обязана своему суверену, и он должен выйти к народу, дать ему возможность поприветствовать того, кто сражался ради него. Игнорировать эти чувства — значит проявить высокомерие и неучтивость.
Фридрих оставался непреклонным. Он говорил д’Аржану, что тому прекрасно известно его нежелание устраивать ажиотаж. Король решил возвращаться домой кружным путем и поздно вечером, чтобы избежать толп народа и празднований. Ему не нужны были триумфальный въезд, овации. Вероятно, это проявление суровости, презрения к массовому изъявлению чувств, которые впоследствии заставили Веллингтона сокрушаться по поводу всеобщего ликования, устроенного в его честь: «Я ненавижу овации. Если они рукоплещут но одному случаю, то освищут по другому». А может, Фридрих устал сильнее, чем казалось. Часы и дни, проведенные в седле в любую погоду, непрерывные стрессы и тревоги, несомненно, сделали свое дело; он казался стариком. На портретах этого времени совсем другой Фридрих: не тот круглолицый, приятный и здоровый человек, каким он был в пору Силезских войн. Теперь его лицо стало морщинистым, приобрело циничное, беспокойное выражение. Он более сгорблен и сутул, чем раньше. Ему всего пятьдесят один год, но он побывал в самой гуще десяти наиболее страшных сражений столетия с их грохотом и вонью, громом пушек, криками мучающихся и умиравших людей и лошадей, сумятицей, сверхъестественным напряжением сил и ума. По пути в Берлин Фридрих сделал крюк и посетил поле Кунерсдорфского сражения — Кунерсдорф, где всем казалось, что он намеренно ищет смерти, после которого он сдал командование армией, сославшись на болезнь, но на самом деле страдая острой депрессией. Воспоминания Фридриха были живыми и разнообразными, многие — ужасными, хотя в трудные моменты ему всегда удавалось находить утешение в музыке, литературных трудах, поэзии. Он сочинил милое короткое стихотворение для де Катта во время недавнего кризиса в ходе войны, а его письма, независимо от напряженности ситуации, бывали часто украшены остроумными и красивыми, пышными фразами, jeux d’esprit[275].
Возможно, теперь знакомые лица людей, служивших ему и любимых им, чередой проплывали перед глазами. Такое случается, особенно в час триумфа. Победа может вызывать, сме-шапное чувство печали и опустошенности, которые сильнее облегчения и удовлетворения. Радость представляется неуместной. Каковы бы ни были его мысли, король поздно вечером без шума приехал в замок, где собрались дипломатический корпус и некоторые члены семьи. Он кратко поприветствовал их, поел и в полночь встал из-за стола.
В темноте раннего утра впервые за почти семь лет в окне кабинета Фридриха можно было увидеть свет, который едва пробивался из-за плотно задернутых штор. Обычное дело. Король Пруссии находился за рабочим столом.
Часть V
1763–1786
Глава 18
СЕМЕЙНЫЕ НЕУРЯДИЦЫ
Пруссия пострадала ужасно, потеряв примерно десятую часть своего населения. Более 160 000 пруссаков погибли на поле боя или от ран, от болезней или лишений. Некоторые благородные фамилии практически исчезли, настолько высокой была смертность среди офицеров. Армия лишилась почти 60 000 лошадей.
Первой задачей Фридриха было восстановление экономики Пруссии и ликвидация последствий огромного ущерба, нанесенного войной. Этим он занялся лично и незамедлительно. Несмотря на девальвацию валюты и неизбежную инфляцию, огромные материальные потери и государственные расходы, которые далеко не полностью покрывались субсидиями, содержание крупных армий — несмотря ни на что, Фридрих вышел из войны с достоинством.
Имелась настоятельная необходимость в большом строительстве. Пруссия, как и большая часть Германии, была разорена войной. Часть ее территории в ходе войны находилась в руках врагов, причем саксонцы вели себя на захваченных землях хуже русских. Города и деревни лежали в руинах, леса вырублены, пашни вытоптаны; и Клев пострадал, так же как Бранденбург. Но после поездки в Силезию в 1764 году Фридрих писал, что из числа сожженных во время войны домов уже восстановлено 2000,4000 домов вновь построены в Новой Марке и еще 2000 планируется построить. Оказалось заброшенным сельское хозяйство — находясь в походе, Фридрих неизменно замечал это и даже во время сражения при Кунерсдорфе обратил внимание на плохо обработанные земли за Одером. Теперь он принимал меры по реконструкции дренажных систем, дамб, лесного хозяйства. Под впечатлением услышанного о прогрессивном сельском хозяйстве в Англии он вводил его методы в Пруссии, но результаты были разочаровывающими. Земли Бранденбурга и традиции сельской общины не способствовали появлению коков и норфолков.
Не все подданные вели себя подобающим образом. Известны случаи, когда в отдельных провинциях земельные комитеты — ландраты — разбегались или сотрудничали с врагом еще до того, как форс-мажорные обстоятельства делали это неизбежным. В Восточной Пруссии официальные лица были принуждены принять присягу на верность оккупационным властям.
Порой природные катаклизмы вмешивались в восстановительные работы. В ноябре 1764 года огромный пожар в Кёнигсберге многих оставил без крова, и глубоко озабоченный Фридрих делал все, чтобы помочь несчастным, небывалый разлив Одера нанес громадный ущерб Силезии незадолго до его смерти и заставил направить средства из других статей государственного бюджета на ликвидацию его последствий. Специально для борьбы с такого рода несчастьями он создал особый финансовый резерв.
Кроме этого, Фридрих приступил к возведению нового великолепного дворца в Потсдаме, Neues Palais, официального и красивого здания в стиле барокко, специально спроектированного для торжественных случаев и больших праздников. Он обошелся в 3 миллиона талеров, и его строительство было завершено в 1769 году. Однажды дворец использовался еще до окончания работ — Фридрих в июле 1768 года присутствовал на премьере оратории Хассе[276] «Раскаяние Святого Августина». «Музыка была прекрасна, — сказал он. — Но что касается Августина, то в некоторых работах он проповедует терпимость, в других преследование за веру; предопределенность в одних и свободную волю в других! Главный смысл божественной милости должен заключаться в том, чтобы подправить неверные рассуждения!» Его настоящей столицей был Потсдам, и однажды он навеки упокоится там в гарнизонной церкви, которая по своему убранству в первую очередь была военной и в которую король редко приходил молиться.
276
Хассе Иоганн Адольф, родившийся неподалеку от Гамбурга, пользовался известностью в Дрездене, Италии и в Лондоне. В Дрездене его жена, прекрасная певица, стала одной из многих любовниц курфюрста Августа Сильного. Оттуда Хассе с женой переехал в Вену. Многие его рукописи погибли во время прусской бомбардировки Дрездена. —