Тем не менее осенью 1755 года у Фридриха усиливалось ощущение, что его изолируют и окружают со всех сторон. На юге непримиримая, как всегда, Австрия, а Саксония, находящаяся в союзе с Россией, видимо, ведет переговоры с Францией но поводу субсидий. На востоке Россия добилась соглашения с Британией, но в ноябре до Фридриха дошли слухи о переговорах между Веной и Санкт-Петербургом о расчленении Пруссии. Он надеялся сохранить свой нейтралитет между Францией и Британией и не торопился возобновлять формальный договор с Францией, однако вместе с тем всегда писал о проблемах Франции с сочувствием союзника. Германские государства империи, за исключением Ганновера, в основном поддались давлению Кауница и были готовы выступить против Пруссии. Именно в такой атмосфере Фридрих решил, что ему нужно больше друзей.
13 января 1756 года герцог де Нивернуа прибыл в Потсдам. Фридрих нашел его очаровательным — элегантным, остроумным, настоящим французом. Нивернуа был единственным иностранным послом, которого пригласили остановиться в Сан-Суси. Нивернуа, со своей стороны, нашел Фридриха приятным человеком и был сразу же очарован красотой голоса короля и его дикцией, а также живостью его ума. Он полагал, что Фридрих несколько тщеславен и, возможно, горяч, но уважал в нем явное презрение к тому, что о нем думали другие. Когда герцога вводили в курс дел в Париже, ему было сказано, что прусский король может готовить некое официальное соглашение с Британией — эта перспектива беспокоила Францию. Ему было вменено в обязанность прояснить ситуацию и попытаться продвинуться в вопросе возобновления франко-прусского договора, несмотря на недавний отказ Фридриха. Никакие секретные договоренности с Австрией еще не препятствовали этому.
Герцог был принят с подобающей торжественностью. Во время первой встречи Фридрих держался свободно и дружески, вел беседу о философии, о великолепии Французской академии, на темы интересные, изысканные и нейтральные. Через некоторое время Нивернуа дал понять, что надеется на более содержательный политический разговор. Фридрих предложил позже провести еще одну, конфиденциальную, встречу, и Нивернуа с радостью согласился.
Она состоялась. Но в промежутке между двумя аудиенциями Фридрих решил подписать окончательный вариант того, что впоследствии станет Вестминстерской конвенцией, проект которой он одобрил десять дней назад, по которой Пруссия принимала на себя обязательство помогать защищать Ганновер, если он подвергнется нападению. Формально это было обещанием совместно с Британией противодействовать вторжению в Германию любых иностранных войск. Фридрих настаивал на термине «Германия», а не «Священная Римская империя». Он заявлял, что цель конвенции — в сохранении нейтралитета Германии. Британия этим эффективно обезопасила курфюршество от агрессии со стороны России. Большинством же в Европе конвенция в таком виде была безошибочно воспринята как декларация против Франции. Какие еще войска, кроме французских, могли вторгнуться в Германию? Только русские, но уже существовало русско-британское соглашение о сотрудничестве в защите Ганновера от внешних сил, а точнее, Франции или Пруссии. Теперь подписана конвенция с Пруссией, следовательно, оба договора направлены против Франции. Вестминстерская конвенция обеспечивала безопасность Ганновера, и британцы надеялись, что, продолжая наращивать противостояние с Францией, можно крепче привязать Фридриха к своему лагерю. Георг II с неохотой прекратил свои критические высказывания в адрес короля Пруссии: «…плохой друг, плохой союзник, плохой родственник, плохой сосед, самый недоброжелательный и опасный монарх в Европе».
На второй, конфиденциальной, встрече Фридрих рассказал Нивернуа о конвенции, чем привел француза в полное изумление. Во время той же встречи король воспользовался случаем, чтобы передать особенно прочувствованные послания Людовику XV, в которых говорилось, что Франции следует искать союзников где угодно, кроме Пруссии, и установление взаимопонимания между Францией и Австрией самый естественный выбор. До недавнего времени он предполагал, что неприязнь между Габсбургами и Бурбонами настолько глубока, что такого рода ballon d’essai[184] может быть не более чем насмешкой. Времена изменились.
Критики с легкостью заключили, что подписание Фридрихом Вестминстерской конвенции нельзя ничем оправдать, поскольку это послужило причиной неизбежного разрыва с Францией и стало циничным шагом к европейской войне, на которую он уже решился из собственных соображений. На самом деле Нивернуа был убежден, что Фридрих искренне хочет мира, а не войны и, кажется, нет никаких веских причин сбрасывать со счетов собственное expose Фридриха, которое он тогда сделал. Король говорил Нивернуа, что конвенция является вынужденным ходом, совершенно безвредным для Франции. Она не принуждала Фридриха к каким-либо военным действиям, если только их ему не навяжут. Это оборонительный договор, направленный на удержание России подальше от Германии, а нейтральная Германия, что и призвана обеспечить конвенция, не песет никакого вреда Франции. А что касается притязаний Пруссии, то ее военная мощь вполовину меньше, чем у противников, в число которых он, конечно, не включал Францию. К тому же общеизвестно, что у Фридриха имеются веские основания для спора с Британией и его дядюшкой. Ганновер захватил некоторые территории в Мекленбурге, на которые претендовала Пруссия: Пруссия оккупировала Остфрисланд, а на него Ганновер имел встречные претензии. Фридрих считал также, что его матери причиталось наследство ее отца, Георга I, которое она так и не получила. Кроме того, Фридрих обычно с сарказмом отзывался о Георге II и его поведении во время сражения при Деттингене. Эти факты носят персональный, личностный отпечаток, являются, возможно, незначительными, но они ясно говорят об отсутствии у короля Пруссии каких-либо пробританских сантиментов.
Тем не менее Нивернуа вежливо указал, что Франция будет рассматривать сближение Фридриха с Британией как недружественный шаг.
Для открытого проявления враждебности французам потребовалось некоторое время, но, когда это случилось, Вестминстерская конвенция рассматривалась во Франции как оскорбление. Британия для Франции являлась врагом, хотя между двумя странами формально был мир. В январе Фридрих вновь выдвинул невероятную идею о посредничестве между ними. Сначала установилось некоторое затишье. 20 января Книпхаузен встретился с Руайем и решил, что тот склонен рассмотреть предложения Фридриха о нейтралитете Германии, как казалось прежде. Однако встреча вовсе не была приятной, и Руай выказал возмущение по поводу переговоров Фридриха с Британией втайне от своей союзницы, Франции. Франко-прусский договор действовал до середины лета.
Фридрих ответил, что не видит причин для консультаций с Францией. Его договор с ней вот-вот утратит силу, и ничто в Вестминстерской конвенции ей не угрожает. Кроме того, он специально исключил дополнительной секретной статьей Австрийские Нидерланды из территорий Германии, которые должны будут стать нейтральными, так что у Франции развязаны руки для военных действий на традиционном для нее театре. Король не был склонен чрезмерно драматизировать французские протесты. Мадам де Помпадур твердо стоит за мир, опасаясь за свои долги. Франция, полагал Фридрих, отказалась от мыслей убедить его выступить против Ганновера в качестве союзника; серьезные причины для того, чтобы Франция противодействовала его политике, отсутствуют. 10 февраля 1756 года в письме Кпипхаузену он спрашивает, действительно ли démarche très innocente[185] восстановил французских министров против него.