Французские колонны подверглись резне. Бой продлился недолго. Бегство и избиение продолжались до тех нор, пока солдаты Субиза не добрались до Петтштадта. К наступлению темноты потери Фридриха составляли немногим более 500 человек, противника, включая значительное число пленных, — 10 000 человек, также были захвачены 22 штандарта и знамена. Французы понесли большие потери, чем имперцы. Фридриху в то время было выгодно представить победу как победу в первую очередь над французами, в результате которой у него были развязаны руки для отражения других угроз.
Изменилась вся ситуация в Саксонии. «Мы разбили их вдребезги, — писал Фридрих Подевильсу. — Небо благословило правое дело. Пусть в Берлине, Штеттине и Магдебурге устроят благодарственные службы, артиллерийские салюты и feux de joie!»[216] Его планировали разместить в замке Бургвербена, неподалеку от поля битвы. Но когда он приехал на место, то увидел, что все помещения переполнены ранеными французскими офицерами. Король попросил их не беспокоиться и приказал поставить свою кровать в буфетной комнате в доме рядом с замком. Он увидел среди пленных французских солдат человека, в котором признал дезертира из прусской армии, и для него это могло кончиться очень печально. Фридрих спросил, почему тот дезертировал.
«Сир, уж очень плоха была обстановка».
«Иди повоюй замени, — сказал Фридрих, — и если я проиграю, то на следующий день мы дезертируем вместе!»
Находясь в меньшинстве, Фридрих разглядел свой шанс и воспользовался им. Вплоть до 1812 года, до битвы при Саламанке, французской армии не нанесут такого поражения при совершении флангового маневра. Фридрих, использовав тактический талант Зейдлица, который был в бою легко ранен, но остался во главе кавалерии, до самого конца контролировал ход сражения. Это была расплата за Колин.
После боя Зейдлиц сказал королю: «Жаль, что Ваше Величество не всеведущи».
Фридрих вопросительно посмотрел на него.
«Просто, — заявил Зейдлиц, — Ваше Величество вчера послали орден генералу фон… Он заслуживает его меньше кого бы то ни было. Что его полк хорошо показал себя, так это заслуга его полковника и двух майоров, которые командовали батальонами. Генерал же фон… потерял голову». В этот момент к ним подъехал Цитен, и Зейдлиц попросил его это подтвердить, что тот и сделал.
Спустя несколько недель тот же полк вновь отличился. Фридрих дал Зейдлицу три ордена и поручил передать их полковнику и двум майорам: «Скажи им, что они еще раньше заслужили это».
Бегство неприятеля после Росбаха сопровождалось необычной жестокостью, по крайней мере в соответствии с докладами, приходившими к Фридриху. Разорению подверглось все без исключения, осквернялись церкви и алтари, деревенских жителей нещадно грабили, и все это, замечал Эйхель, делалось так называемыми освободителями Саксонии! Беглецов резали или брали в плен до самого Эрфурта.
Фридрих, конечно же, не мог позволить себе отдыха. Король послал указания на север Левальду по поводу развертывания войск и действий по обороне Померании. Он выслушал Митчела, передававшего предложение Британии о том, что ему следует идти на север, чтобы помочь освободить Ганновер, с тщательно скрываемым под маской вежливости раздражением. Он заметил, что ему придется бороться с врагом в своих собственных владениях, — поможет ли Британия в этом, если дело дойдет до драки? Конечно, ответил Митчел не очень уверенно. Король Георг II попросил его также предложить кандидатуру командующего для борьбы во имя общего дела с французами на севере, и Фридрих назвал имя своего свояка, Фердинанда Брауншвейгского, если он выразит согласие. Это было хорошее предложение. Хотя Фридрих еще не имел полномасштабного и формального договора с Англией, все шло именно к этому, и в апреле 1758 года договор подписали, чему способствовали прусские победы. В Британии довольно сильным было течение, выступавшее за ограничение в будущем любых обязательств в Европе, ему противодействовало другое, требовавшее поддержки по-настоящему активного оппонента Франции.
Но для Фридриха главной требовавшей внимания проблемой являлась Силезия. Пока он изгонял противника из Саксонии и Лусатии на юге, австрийская армия эрцгерцога Карла пошла на восток в Силезию, разорила страну и нанесла поражения прусским частям под Ландшютом, Лейгницем, Швейдни-цем и Бреслау. Они явно делали что хотели с Беверном, командовавшим там войсками. Фридрих решил сразу после Росбаха немедленно идти в провинцию. «J’y marche incontinent»[217], — писал он 7 ноября Георгу II, который был очень рад новостям из-под Росбаха. Фридрих выступил через Лейпциг, где собрал армию, затем через Торгау, Кёнигсбрух, Бауцен, Герлиц к Наумбургу на реке Квейсс, куда подошел 24 ноября после трудного марша. Король отправил Кейта почти с такими же силами, как и у него, в Богемию вести отвлекающие действия, то, что он называл «Diversion und Luft»[218]. Зейдлиц в это время лечился от раны в Лейпциге, находясь на попечении гостеприимной и очаровательной саксонской дамы.
В Наумбурге Фридрих получил известие: Беверн выиграл у австрийцев сражение под Бреслау — и всем сообщил об этом, заявляя, что теперь может вести боевые действия на полное уничтожение австрийцев. К сожалению, информация оказалась недостоверной. Беверн и в самом деле провел сражение, но потерпел поражение, его отбросили на восток за Одер, откуда остатки его войск пришли на соединение с войсками Фридриха, а он сам, выехав в одиночку на рекогносцировку, был захвачен в плен. Фридриху пришлось разослать письма, в которых выражались сожаления о допущенной оплошности.
Ситуация сложилась чрезвычайно серьезная. Оказалось, Бреслау капитулировал без сопротивления. После короткой осады австрийцы заняли Швейдниц. Беверн, как выразился Фридрих, из-за «apprehensions frivoles»[219] был не в состоянии активно действовать. Фридрих отдал приказы собрать все возможные силы у Пархвица на реке Катценбек, притоке Одера.
Сам он приехал в Пархвиц 28 ноября. При нем теперь было около 35 000 пруссаков: большая часть из них прошла 200 миль от поля битвы при Росбахе тремя неделями раньше.
В Пархвице 4 декабря Фридрих обратился ко всем генералам и командирам вплоть до батальонного уровня, и это обращение стало знаменитым. Он говорил на немецком языке. Прусской армии предстояло найти и разбить основную австрийскую армию под командованием Карла Лотарингского. Она покинула временную базу, оставила обозы и двигалась на запад но направлению к пруссакам. «Лисица покинула свою нору, — сказал Фридрих принцу Фердинанду, — и теперь я накажу ее за самоуверенность!» Король знал, как и те, кто его слушал, что австрийцы имеют численное превосходство, но он недооценивал их перевес — на самом деле это превосходство составляло чуть меньше, чем два к одному. «Я должен победить или умереть, — заявил он своим офицерам. — Мы будем драться за нашу славу, за сохранность наших домов, жен и детей». Как у Шекспира в «Дне Святого Криспина» прозвучали его слова: «Если кто-нибудь предпочитает уйти, пусть уходит. Он навсегда утратит право на мою благосклонность». Фридрих завершил речь простым призывом, который вселил энтузиазм в души всех: «Удачи, господа. Скоро мы разобьем неприятеля или больше никогда не увидим друг друга». Все знали: наступил критический момент. Фридрих уже не в первый раз отдавал приказы о том, что следует делать, если он погибнет. Он просил, чтобы его похоронили в Сан-Суси ночью без помпы и церемоний, все командующие войсками должны присягнуть на верность принцу Прусскому. У него было около 12 000 кавалерии, сведенной в 128 эскадронов, и немногим меньше 24 000 пехоты; в артиллерии имелось около 160 орудий. Австрийцы численно превосходили по всем видам войск, особенно по пехоте. Всего в их армии насчитывалось 60 000 человек.