Фридрих все это понимал и искусно использовал. Он проинструктировал своего человека в Лондоне, теперь туда в качестве полномочного посланника был направлен Книпхаузен: вопрос об участии Британии в союзных силах в Европе следует продвигать pas a pas[226]; Питта «тошнит» от этой мысли! Но со временем британцы дозреют. Когда Георг II несколько раз упомянул об отправке британских войск в помощь Фридриху, тот намеренно равнодушно ответил, что надеется на то, что это не понадобится. Книпхаузен имел инструкцию их трех пунктов: заполучить британскую эскадру на Балтику, добиться увеличения численности ганноверских войск и провести переговоры об увеличении размера ежегодной субсидии. Как только эти пункты будут выполнены, Фридрих подпишет официальное соглашение. Он, однако, не станет сверх необходимого выступать в роли просителя. Король Пруссии знал, что нужен британцам со своей армией, и назначал соответствующую цену.
Митчела на время заменили, и, когда новый британский посол в Берлине, генерал Йорк, доложил, что Фридрих решил отложить подписание соглашения, в Лондоне испугались.
Прибалтика продолжала отвлекать большую долю внимания Фридриха. Его сестра, Ульрика Шведская, написала в январе, что надеется, что он в скором времени освободится от назойливости шведов, — это станет возможным благодаря небольшим кадровым перестановкам в Стокгольме; Однако тревога не исчезла, потребовались некоторые превентивные меры со стороны прусских войск. Ульрика с удовольствием писала, как вытянулись лица шведских министров, когда они получили известие о Лейтене. Но более важными были сведения о готовящемся новом наступлении русских, полученные в январе 1758 года. Его цель — Померания или Силезия, возможно, и та и другая одновременно. Фридрих знал, что у русских новый главнокомандующий, граф Фермор[227]. Русские войска уже входили в Восточную Пруссию.
Первоначально Фридрих воспринимал новости с востока с удивительной невозмутимостью. Левальд в Штралзунде, в Северной Померании, по-прежнему возглавлял армию, которая пережила Гросс-Егерсдорф, и Фридрих готовил для нее подкрепления. «Вряд ли стоит опасаться чего-либо со стороны русских, — писал Фридрих Вильгельмине в начале января. — Когда я разделаюсь со шведами, мои руки будут развязаны и можно будет послать любую необходимую помощь». Императрица Елизавета, как он слышал, была больна. Реально Россия соперничала со шведами за приобретения в Прибалтике, и Фридрих, успокоенный воспоминаниями о том, как русские отступили после тяжелого столкновения с Левальдом, был уверен в себе — чересчур. «Король Пруссии, — отмечал Митчел, — обладая всеми великими и превосходными качествами и величайшей проницательностью, никак не может быть свободен от общечеловеческой слабости верить с удивительной легкостью в приятное и с большим трудом в нечто, что расходится с его желаниями и интересами». И это было правдой.
Меньше всего Фридриха тревожил юг. Недавно он самым серьезным образом проучил австрийцев и тем выиграл время, однако у Австрии еще были большие силы, развернутые на широком фронте. Австрийская армия под командованием Дауна, который сменил эрцгерцога Карла, находилась по-прежнему в боевом положении. Неизбежны новые попытки возвратить Силезию и, возможно, изгнать пруссаков из Саксонии, если Вену не удастся подвигнуть к серьезным мыслям о мире. Для этого, думал Фридрих, нужен еще один впечатляющий военный успех, но его возможности ограниченны, Южная Германия вообще могла оказаться без прусских войск. Как только Австрия восстановит силы, а она это непременно сделает, Силезия и Саксония окажутся в пределах ее досягаемости.
Денег на войну у Фридриха было немного. Он оккупировал всю Саксонию, и реквизиции, проводимые там, были нужны для пополнения казны, но часто они давались с трудом. Кейт сообщал о трудностях получения с Дрездена необходимых сумм, и Фридрих резко отвечал, что такт соблюдать бессмысленно. Деньги любыми способами должны быть получены или взяты. Его раздражали желчные послания от графини Брюль, жаловавшейся на разграбление одного из замков прусским полковником. Фридрих напомнил ей о бесчинствах саксонцев и о том, как союзники короля Польши грабили Пруссию. А полковник, о котором идет речь, сообщил о спрятанном в замке Брюля оружии. Он поступил правильно.
Однако несмотря на проблемы, существовавшие на оккупированных территориях, нехватку средств и наличие большого количества противников, Фридрих решил вновь предпринять наступательные действия против Австрии. Еще один эффективный удар мог создать условия для ведения переговоров о мире. На него не произвели впечатления любезности Кауница, написавшего в январе лично королю. Он предупреждал, что один французский виноторговец в Болонье — имя и нынешнее местонахождение не известно — публично вопрошал: «Неужели ни у кого нет ножа, чтобы избавить мир от короля Пруссии?» Это, писал Кауниц, дошло до ушей императора и императрицы, и они, потрясенные, распорядились предупредить его. Фридрих, зная из сообщений из Вены о том, что и сколько о нем говорят злые языки, не принял во внимание это не несущее никакой информации елейное послание и продиктовал ответ Кауницу: «Именно благодаря нашему цивилизованному столетию мы живем со страхом убийства», но было бы желательно, чтобы в этом столетии была устранена язвительность «plumes indecentes»[228], которые используются против великих монархов.
Фридрих решил вторгнуться в Моравию. У него еще оставались дела в Силезии, и он хотел вернуть Швейдниц; затем король предлагал двинуться через горы и осадить Оломоуц. Австрийцы, как он предполагал и на что надеялся, пойдут на помощь этому важному городу. Тогда Фридрих вновь окажется лицом к лицу с Дауном в открытом поле и, возможно, нанесет ему такое поражение, которое заставит Вену просить мира. Он был настроен оптимистически, возможно, ради Вильгельмины, в письме которой сообщил, что надеется в скором времени нанести Марии Терезии «grand coup»[229].
У него возникли проблемы с пополнением поголовья английских лошадей — торговец по имени Касл обычно продавал их по 75 фунтов, ему понадобилась помощь Митчела. Он рассчитывал сбить цену по меньшей мере на 25 процентов и написал британским властям, что преподнесенные в качестве личного дара Георга II 20–30 лошадей были бы красивым жестом.
Вторжение Фридриха в Моравию можно критиковать с разных позиций: оно не достигло поставленных стратегических задач, не смогло помешать Австрии восстанавливать силы и не заставило ее заговорить о мире. Он, видимо, недооценил трудности глубокого вторжения на вражескую территорию после непростой и дорогостоящей кампании, которая велась с лета предыдущего года. Ему не хватало денег и людей. Из 170 000 человек, числящихся в его армии, 50 000 были необходимы для формирования гарнизонов в городах.
Оломоуц потребовал бы осады. Фридрих принимал это решение, все еще осаждая Швейдниц. Он ощущал недостаток средств, ресурсов материальных и человеческих для ведения осадных работ. Король писал своему человеку в Гааге, ван дер Геллену, 24 декабря — не может ли он найти на датской службе нескольких опытных инженеров, которые согласились бы служить у Фридриха? Он интересовался офицерами с хорошим послужным списком, лучше — протестантами. Он мог предложить майору 512 экю в год, капитану — 360[230].
Кроме этого, имелись проблемы и в оперативном плане. Двигаясь на Оломоуц, Фридрих будет фактически пересекать фронт Дауна, разместившего австрийскую армию в районе Кёниггреца. Это могло, как он надеялся, вынудить австрийцев выступить против его западного фланга. Но Даун мог принять решение о том, чтобы беспокоить пруссаков при помощи легкой кавалерии, которой всегда было в избытке, и в первую очередь угрожать обозам снабжения и колоннам подкреплений для осаждающих войск и мириться с разрешения Вены с осадой Оломоуца в течение неприемлемо длительного срока.
Следующей оперативной проблемой было время. Выдвижение и подготовка всего необходимого потребуют значительной части времени сезонной кампании. Быть может, оно и не было таким важным фактором, если бы не подступали другие опасности. Фридрих, хотя и бывал порой чересчур безмятежным, прекрасно понимал, что в течение 1758 года ему вновь придется столкнуться с русской угрозой. Сил, которые он держал на этом направлении, будет недостаточно, но он не сможет ничем помочь, пока будет занят непростой кампанией в Моравии.
227
Фермор, Виллим Виллимович (1702–1771), граф, генерал-аншеф русской службы, сын выходца из Англии. В начале Семилетней войны командовал осадным корпусом под Мемелем и Тильзитом и дивизией при Гросс-Егерсдорфе. В 1757–1759 гг. — главнокомандующий русской армией, отстранен за пассивность и нерешительность.