К тому же существовали реальные оперативные угрозы, с которыми могли столкнуться прусские войска, осаждающие Оломоуц. Вести его осаду, снабжать войска и защищать их от нападений подвижных групп противника с тыла — все это потребует крупных сил и средств. Фридрих хорошо видел трудности предстоящей кампании, но он был не из тех, кто отказывается от попытки из-за опасности или сложности. По словам де Катга, стоило Фридриху сказать, что что-то непросто, как он тут же пытался это сделать.
16 апреля генерал фон Тресков принял капитуляцию Швейдница. Потери пруссаков составили 70 человек убитыми и 137 ранеными, они взяли в плен 3450 австрийцев, в том числе 250 офицеров. Еще австрийцы потеряли во время осады 3500 человек, главным образом из-за болезней. Она потребовала слишком продолжительного времени: Фридрих приступил к осаде 18 марта и планировал завершить к 1 апреля. Весенние дни стоили многого. Он попросил Кейта приехать из Саксонии, чтобы руководить операциями в последнюю неделю. Его штаб-квартира была поблизости, и он теперь мог двинуться на Оломоуц через Нейссе, где сосредоточивалась армия, и через Троппау.
27 апреля Фридрих расположил свой штаб в Нойштадте, возле Нейссе. В Нейссе он выступил перед встречающими его служителями церкви. Он не верил им и не скрывал этого. Король сказал, что знает об их склонности к соглядатайству — постыдное дело! «Берегитесь! — заявил он. — Если я заподозрю измену, то повешу вас на одной из башен этого города!» Фридрих не слыл жестоким, но когда он говорил такие вещи, видимо, никто не сомневался в его словах. Однако многие отмечали его явное сожаление в связи со страданиями людей во время войны. «Нужно быть настоящим варваром, — замечал он в то время, — чтобы тревожить без причины несчастных, которые не имеют ничего общего с нашими славными ссорами!» Когда король встретил крестьянина, у которого vivandiere[231] отняла лошадь — несомненно, его самое драгоценное имущество, — он подозвал капрала и приказал всыпать женщине двадцать ударов тростью.
Фридрих подошел к Оломоуцу 29 апреля. Обосновавшись в Шмиршице, в восьми милях к юго-западу от города, он разместил войска так, чтобы они прикрывали южное и восточное направления, в то время как Кейт держал север и северо-запад. Обоз, включавший тяжелую осадную артиллерию, двигался на соединение с ними под руководством де ла Мотт Фуке и прибыл на место 20 мая. Оломоуц блокирован, вся трудоемкая подготовка к осадным мероприятиям, принятым в восемнадцатом веке, была завершена к концу месяца.
С самого начала осадные работы пошли неважно — медленно и плохо. Инженеру армии, генералу де Бальби, достались основная критика Фридриха и его неудовольствия ходом работ и действиями инженеров. Однажды король отчитывал несчастного Бальби почти целый час, и многие, включая Кейта, считали, что Фридрих к нему несправедлив. Для ведения работ не хватало оборудования и людей. Осадные работы требовали больших затрат труда: было необходимо копать траншеи до того места, где можно приступать к рытью параллелей, а затем опять вести траншеи до того, как они будут наконец подведены к штурмовым позициям. Кроме этого, они включали обустройство защищенных позиций для артиллерии. Не все недостатки и задержки происходили по вине Бальби — в конце концов, он прекрасно справился с работой под Швейдницем. Первые параллели были отрыты 27 мая.
Прошел июнь. Фридрих с возмущением писал Кейту о неумелости офицеров осадной артиллерии. Появилась необходимость в срочной доставке пополнений и припасов для войск. Был организован огромный конвой — 3000 фургонов, двинувшийся с севера в направлении прусских позиций. Конвой неизбежно становился лакомой приманкой для противника, если у него сохранилась хоть какая-то способность к самостоятельным действиям. Австрийцы собрали значительные силы для атаки конвоя и напали на него 30 июня из засады между Домштадтлем и Альтлебе, лежащими на пути из Оломоуца в Троппау. Караван был полностью разгромлен австрийской кавалерией. Цитен, ранее подошедший из района Ландшюта, провел неудачную контратаку, а потом австрийская кавалерия под командованием генерала Лаудона с запада с заметным успехом контратаковала пруссаков. Их войска были отбиты со значительными потерями, которые составили 2300 человек. Прорвалось всего 100 фургонов.
Лаудону, сыгравшему решающую роль в этой операции, предстояло длительное время оставаться для Фридриха соринкой в глазу. Гидеон Лаудон был еще одним из европейских солдат удачи, чьи корни происходили из Шотландии. Семья из Эйшира обосновалась в Ливонии в четырнадцатом столетии. Он был на четыре года моложе Фридриха; его отец — генерал-лейтенант на шведской службе, а сам он обучался военному делу в России. Стремясь к производству в офицеры, в 1743 году Лаудон отправился в Германию, когда Первая Силезская война только что закончилась Бреславским миром. Двадцатишестилетний Лаудон сразу же поехал в Берлин, где ему удалось попасть на аудиенцию к королю Пруссии. Фридрих отказал ему: «Я не в силах дать по эскадрону каждому приехавшему в Берлин иностранцу!» Поэтому весной 1744 года Лаудон отправился в Вену, был принят Марией Терезией и получил капитанский чин в австрийской армии.
Лаудон сражался с французами в Эльзасе и к 1753 году получил чин подполковника, а вскоре стал генералом. К тому же он старательно изучал недавние кампании Фридриха, а также ход его военных реформ. Он во многом был противоположностью своему начальнику, Дауну: дерзкий там, где Даун бывал осторожным, быстрый там, где Дауна можно было обвинить в бездействии. Несколько позже, в мирное время, Лаудон встретился с Фридрихом на банкете, на котором ему было отведено скромное место. «Подойдите сюда, фельдмаршал Лаудон, — обратился к нему король Пруссии. — Я предпочел бы иметь вас рядом с собой, а не против себя!»
До Фридриха известие о разгроме большого конвоя дошло 1 июля, и он принял его спокойно. Самоанализ и утрата уверенности в себе могут стать бичом для любого человека, когда годы берут свое, такое происходило и с Фридрихом. «Я более не знаю своей судьбы, — говорил он Маришалю в 1758 году. — Откуда я? Где я? Куда иду?» Но король Пруссии умел пережить крушение надежд. «Школа неудачи — хорошая школа», — замечал Фридрих, но в той конкретной ситуации он понимал, что проиграл. Он должен отказаться от своего плана. Осада Оломоуца будет долгим делом, возможно, невыполнимым; и казалось, было все труднее сохранять кольцо блокады. Австрийцы, двигаясь через Клейновиц и Добравиллиц, вплотную приблизились к осаждающим войскам, а на юге практически вошли с ними в контакт. Фридрих был вынужден признать, что подвоз припасов для осаждающих прерван, блокада прорвана и осаду нужно снимать. У него была надежда спровоцировать Дауна на решающее сражение, которое пруссаки могли выиграть, но Даун на это не пошел. «Я утратил преимущества, которые выиграл прошлой осенью и зимой», — сказал Фридрих, и это было горькой правдой. Он должен оставить Моравию.
Немалое искусство потребовалось, чтобы увести осаждающую армию и не оказаться перед необходимостью сражения на условиях Дауна и в выбранном им месте. Фридрих хотел избежать слишком очевидного маршрута отступления главных сил и потому повел армию не на северо-восток к Троппау, по пути ее прежнего движения, а на северо-запад через Цвиттау и Лейтомышль, в каждом из которых находились австрийские склады с припасами, через горы, разделяющие Моравию и Богемию. Он решил двигаться к Кёниггрецу на Эльбе, где ранее в укрепленном лагере располагался Даун.
Оттуда он решил повернуть под прямым углом на северо-восток к графству Глац и району Ландшюта. Фридрих добрался до пункта назначения в полном порядке, со всей артиллерией и имуществом. Вторжение в Моравию закончилось. Фридрих вскоре узнал, что все складывалось одно к одному. Кризис обострялся повсюду. Русские под началом генерала Фермора опустошали территорию Пруссии к востоку от Одера.