Во время операции мы играли во дворе. Внезапно из дверей показалась Билли Джин. Она с трудом сказала, что во время операции возникли проблемы. Доктора сказали, возникли неожиданные осложнения с дыханием. Мама попала в кому и была на системе искусственного обеспечения. У меня похолодело внутри.
Когда я наконец увидел маму, казалось, что она спит. У нее были закрыты глаза, и она была подключена к больничному агрегату, а в остальном все было как обычно. Если бы у нее были какие-нибудь внешние травмы, я бы воспринял все иначе. Но на тот момент мне казалось, что все наладится в течение пары дней.
Ничего не наладилось.
Шли дни, но улучшения не наступало. Мозговая активность была на нуле. Жизнь поддерживали исключительно дыхательные и питательные трубки.
Через несколько недель мы снова собрались, чтобы обсудить, что же делать дальше. У мамы не было ни завещания, ни юристов, поэтому решение должна была принимать вся семья.
Я не хотел с этим мириться, но все сошлись на решении, что нужно отключать маму от систем жизнеобеспечения. Чтобы это сделали врачи, нужно было получить разрешение суда, что могло влететь в копеечку и занять много времени. Это не устраивало никого из нас. Так что пришлось делать это самим.
Когда мы зашли в больничную палату, повисла тяжелая тишина. Никто не знал, что говорить. Казалось, что время остановилось. Я огляделся, посмотрел на братьев и сестер. На их лицах было растерянность. Но другого выхода не было. Мы должны были сделать это вместе. Даже притом, что после этого каждый будет переживать это самостоятельно.
Дэнни и Гэйл подошли к трубкам и проводам, но доктор все же решил сделать это сам. Мы еще раз посмотрели на нашу маму, которой не исполнилось и 50. Мы подержали ее за руку и сказали врачу, что готовы.
Он снял маску и отключил оборудование. Комнату заполонили писк приборов. Меня охватила паника. Хаос. Паралич. Я глядел по сторонам, желая, чтобы этот ужас прекратился. Но он не прекращался. С каждой секундой мама удалялась все дальше и дальше.
Писк стал постоянным. На кардио-мониторе зигзаги превратились в прямую линию.
Роза Хаффмен, моя прекрасная мама, моя единственная опора умерла.
Я даже не представлял, как жить дальше.
4.
Сам по себе.
Смерть мамы очень сильно разделила нашу семью. Никто не мог понять, как заполнить эту пустоту, которая внезапно возникла у каждого. Мне же было лишь 13 лет, но со спокойной и беззаботной жизнью можно было попрощаться.
Я был уничтожен. Причем полностью осознание ее смерти пришло далеко не сразу. Я не был готов к таким переменам, и мое сознание не принимало этот факт. Но со временем эмоции взяли свое.
Кэролин тогда встречалась с преуспевающим бизнесменом Лютером Джонсоном. Так сложилось, что он владел похоронным агентством, поэтому он обо всем позаботился.
И вот как раз на похоронах меня окончательно накрыло. Я не был готов увидеть маму в гробу. Лишь один раз я видел умершего человека — нашу бабушку Мисс Оди-Джеймс, упокой Господь ее душу. Но тогда я был слишком маленьким. Сейчас же, когда мы с Бонитой увидели ее тело, невозмутимое выражение лица, закрытые глаза, у нас из глаз брызнули слезы.
На похоронах было много людей — у нас была очень многочисленная семья, было много маминых друзей. Машины проехались небольшим конвоем от Церкви до кладбища, где священник прочитал молитвы, гроб опустили в могилу рядом с могилами других наших родственников. Я подошел к краю, заглянул вниз, бросил горсть земли и сказал последнее «Прощай».
После этого моя жизнь изменилась раз и навсегда.
Пока я боролся с печалью, члены моей семьи боролись между собой. Это началось раньше, еще когда мама была в коме. Тогда братья и сестры занимались лишь тем, что утешали друг друга и спорили о том, что делать с Бонитой и мной. Все остальные были достаточно взрослые, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. А я даже подумать не мог о том, чтобы жить где-то, как не у себя дома. Я был ребенком! Дети просыпаются, ходят в школу и возвращаются домой! Теперь же к грусти потери прибавились и сомнения относительно будущего.
Тетушка Т., мамина сестра, которая была на нее очень похожа, высказала пожелание позаботиться о нас. В моих сестрах взыграла не то зависть, не то собственничество, но они эту идею не одобрили. Начались споры и ругань, в результате которых стало ясно, что мы с ней не останемся. Сестры считали, что из-за этого нам с Бонитой пришлось бы переехать в другой конец штата, а это навредило бы нашей семье. Кэролин и Билли Джин предложили присматривать за нами, считая, что это будет единственным способом обеспечить нам хоть какое-то подобие прежней жизни. А я чувствовал, что тону. Что с нами будет? Нам казалось, что мы — лишь жалкие куклы, которых вот-вот разорвут, перетягивая в разные стороны.