Ковпак посмотрел в сторону сказавшего и, поправив очки, продолжил:
— Не спорю, рейд был бы этот красивый, но дел нам и здесь, на нашей Украине, хватит.
Ковпак замолк, посмотрел поверх очков на сидящих командиров и строго сказал:
— Все опасные версты, которые мы прошли, форсирование Днепра — это, братики, только подготовка к настоящему делу. Мы только подошли к исходному рубежу нашей задачи. И сейчас, на этом исходном рубеже, скажу вам без утайки: сердце мое полно гордости и тревоги. Гордости потому, что каждый наш теперешний боец стоит двадцати прошлогодних; вооружены и одеты мы, как в сказке. Тревога же у меня потому, что засиделись мы в Полесье, народ начал тосковать по боевым делам, срывается, лезет в драку с немцами. А немец нам сейчас никак не нужен, и трогать его я запрещаю. Мы должны из Полесья ускользнуть, как ласточки по осени, тихо, незаметно. Один паршивый убитый фашист может нам всю идею загубить.
Он раскурил потухшую цигарку, снял очки, протер их полой ватника и, вновь надев, улыбнулся сидящим.
— Вижу я, хлопцы, непонятно вам, куда Дед клонит, — сказал он тихо. — Я все объясню, только терпение имейте. Одного хочу, чтобы вы запомнили твердо: мы в рейде с народом должны держать тесную связь. Особо смотрите в пути насчет лошадей. Нет-нет да находятся среди вас любители менять их. Чтобы крестьяне мне не жаловались. Насчет коров тоже. В противном случае будем считать это мародерством. А за мародерство, вы знаете, приказ по соединению № 200 требует расстрела. Противник — вот главная база нашего снабжения. Жить только за счет врага! За счет Гитлера! У него много откормочных баз, а там же наш скот. Бот и кушайте себе на здоровье из этих баз. И вообще, если крестьяне пожалуются на вас, то глядите! — повысил голос Ковпак. — Мы, партизаны, на иждивении Гитлера!
Он снова сделал паузу, а потом сказал:
— Это все по ходу дела. А насчет самого дела, вижу, что многие из вас еще не понимают, к чему все это я говорю. — Ковпак замолчал. Кто-то вздохнул вслух. Все достали табак. Зашелестела бумага# Над сидящими поднялись дымки. Каждый чувствовал, что Дед не сказал чего-то главного, которое все так хотели узнать. Но никто не задавал ему вопросов. Видимо, все хорошо знали характер и привычки своего командира.
— Конечно, вон немец-то уже под Сталинградом, — сказал Дед-Мороз.
— Правильно, — отозвался Ковпак. — Немец у Волги. Многие из вас высказывали, например, недовольство тем, что мы, украинские партизаны, зашли в Полесье, в Белоруссию. Многие из вас говорили, что место наше на коренной украинской земле. Понятно, что это идет от привязанности к родным местам. Но есть другая сторона медали — военная целесообразность. Зашли мы сюда потому, что таков стратегический замысел. На Украину надо прийти именно через эти дебри, через черный ход. Только отсюда мы могли отправить в Москву в госпитали раненых, а с Большой земли получить боевые припасы. А действовать мы будем теперь там, — Ковпак повысил голос и указал на занавешенное окно, — на великих украинских шляхах!
Сидящие вокруг стола затушили цигарки. Видимо, очень жарко было Деду-Морозу. Алексей Ильич взял в горсть свою большую белую бороду и словно носовым платком обтирал ею шею и подбородок. Ковпак, взглянув на него, засмеялся:
— Вот удобство-то, рушника не треба. Ну и борода… — подождал, пока успокоятся командиры, и продолжил: — Целесообразность требует, чтобы мы действовали на Украине. Умные вы головы, давайте поймем одну простую и мудрую вещь: гитлеровцы под Сталинградом уже получают по зубам. Так. Скоро они, как крысы, брызнут назад. Куда? К Днепру. Ведь враг-то не такой уж болван, чтобы от Красной Армии ломиться к своей бисовой матке через Пинские болота. Ему подавай широкие прямые шляхи. А где они здесь, эти шляхи? Они на Правобережной Украине. Ну, фашист пойдет от Красной Армии наутек, а мы должны закрыть ему шляхи и железные дороги. Мы не должны давать ему утикать. Наша армия, партизаны и народ должны закопать его в своей земле. Вот что мы должны делать. Расстраивать все его перевозки к фронту и от фронта, нагнать на него такую панику, чтобы он каждую минуту за штаны держался, а шляхов да хат наших боялся, как бес ладана. Мы должны помочь Красной Армии перемолоть врага, а остатки добить в самой Германии. Вот так будет правильно. Значит и выходит, что мы должны идти на Украину, на те места, где дорог с мостами много, где у фашистов лежат главные пути к фронту. Там мы будем его бить, калечить и еще делать то, что нам приказано свыше.
Ковпак умолк. Кто-то приоткрыл дверь. Лица у всех заметно повеселели. Многие шепотом друг другу начали что-то говорить… Изба загудела от шума.
Ковпак расстегнул ватник. Из-под его бортика блеснула звездочка Героя Советского Союза и орден Ленина. Дед расправил лежавший перед ним лист бумаги, и, оглядев командиров, дольше всех взгляд остановил на Вершигоре. Снова водворилась тишина.
— Так вот, — сказал Ковпак. — Неправильно многие из вас думают, что каждый отряд партизан действует сам по себе. Нет здесь, в тылу врага, такого отряда, чтобы он действовал как ему вздумается. Все отряды в тылу немца — единое великое партизанское войско, и каждый из нас на учете. Командует великим советским партизанским движением маршал Климент Ефремович Ворошилов. Каждому соединению он, согласно военному плану, и приказывает, что делать. Не стихия мы, как некоторые из вас говорят ошибочно, не вольница запорожская, а войско организованное, при командовании состоим. Мы, партизаны, у Центрального Комитета партии все время под наблюдением, и внимание к нам у партии большое.
Ковпак медленно обвел взглядом сидящих перед ним командиров. Потом остановил свой взгляд на комиссаре Рудневе, придвинулся к нему и что-то сказал на ухо. Руднев посмотрел на командиров, повернулся к Ковпаку и тоже шепотом что-то ответил. Ковпак кивнул головой.
— Ленкин, — отыскав глазами командира конной разведки, сказал Ковпак, — ты тут всех моложе. Выйди-ка, обойди хату, погляди еще раз, в порядке ли охрана.
Ленкин быстро вышел из избы. Все сидящие командиры молча ждали его возвращения. Ковпак, скрестив руки на столе, тоже ждал, глядя поверх голов командиров на дверь. Дверь отворилась, Ленкин подошел к столу и доложил:
— Товарищ командир соединения, охрана в полном порядке. Приказал от вашего имени на пятьдесят шагов к избе никого не подпускать.
— Добре, — сказал Ковпак. — Правильно приказал.
Он поправил очки и начал говорить:
— Помните, как я летал из Брянских лесов в командировку в Москву? — он оглядел снова всех командиров. Не дожидаясь их ответа, сказал: — Помните. Так вот, тогда в Москве был я у товарища Сталина.
В комнате стало очень тихо.
— Так вот, — продолжал Ковпак, — прилетел я тогда в Москву, разместился в гостинице «Москва». Оказалось, что кроме меня там собрались другие командиры партизанских соединений. Пошли мы по столице, начали глядеть на нее. Народ на улицах в ватниках, в шинелях, одним словом, как и полагается во время войны, хоть она и Москва. Ни одного шалопая на улицах не видел, ни одного бездельника. У всех на лицах дело написано. В центре все больше военные, а в гостинице — так сплошь наши офицеры. Летчиков, наверно, целый этаж в гостинице был. Штатские, так те больше с пушечных и танковых заводов. Инженеры разные, тоже по делу прибыли. Заметил я, с куревом в Москве плоховато, не как у нас — трофейного табаку завались, мешками его возим. Плохо и со спичками, все больше зажигалки.
— Надо москвичам мешков десять табачку отправить, — предложил Дед-Мороз.
— И зажигалок мешка два набрать можно, — крикнул Матющенко. — Вот с кремнями хуже будет, не наберем много.
— Пасмурно было в Москве, хоть это и август, прямо под военный настрой погода. Кроме меня вызвали начальника Орловского штаба партизанского движения Матвеева, командира партизанских отрядов западных районов Орловской области младшего лейтенанта госбезопасности Емлютина, командира Брянского городского партизанского отряда Дука, командира партизанского отряда имени Ворошилова капитана Гудзенко, командира партизанского отряда номер один старшего лейтенанта Покровского, командира соединения украинских партизанских отрядов Сабурова, командира партизанского отряда Сенченко, командира партизанского отряда имени Чапаева Кошелева, командира Брянского районного партизанского отряда Ромашина и еще несколько человек. Одним словом, партизаны собрались разные, по-разному воюющие.