Последние слова подполковника прозвучали как приказ.
— Скоро уже утро, — подумал вслух Николай Антонович, взглянув на часы, чиркнул спичкой и, глубоко затянувшись папиросным дымом, продолжал: — Нужно заехать в село Милиево к лейтенанту Калине и взять у него данные по Вижницкому району. В Путиле вас ожидает старший лейтенант Державин. Там же встретитесь и с моим заместителем майором Меняшкиным. Алексей Иванович Меняшкин — вдумчивый, талантливый чекист, до назначения на Буковину работал начальником одного из райотделов НКВД города Москвы. Кроме того, с Меняшкиным в Путилу прибыли еще несколько оперативных работников. В случае необходимости можно будет привлечь на помощь «ястребков»[17]. Таким образом, наберется человек тридцать. А это уже сила. В то же время не забывайте, товарищи, что на вашу оперативную группу возлагается не преследование, не разгром обнаруженных банд, а глубокая и тщательная разведка. Подполковник еще раз подошел к карте:
— А в Кицмань, Вашковцы, Заставну и Сторожинец завтра же мы пошлем еще несколько оперативников. Только собрав подробные сведения, мы сможем развернуть массовые операции по разгрому банд. Думаю, каждый из вас понимает, что успешное выполнение сегодняшней задачи зависит не от количества участников, а от умения и находчивости наших разведчиков. Так что, Михаил Сергеевич, больше трех оперативных работников брать вам, пожалуй, не следует…
Майор Новожилов согласился с подполковником и тут же решил, что с ним поедут лейтенант Геркулесов, лейтенант Борисенко и старый друг Новожилова капитан Большаков, который бывал в этих районах еще до войны.
Когда план действия был разработан, подполковник Решетняк утомленными от бессонницы глазами обвел всех присутствующих:
— Что ж, если задача ясна, действуйте!
Совещание закончилось. Подполковник, задерживая в своей широкой ладони руку Новожилова, предупредил:
— Будь осторожен, Михаил Сергеевич, если что — сразу давай знать. — И, распрощавшись, добавил: — Двадцать третьего жду! Новожилов пришел домой, когда забрезжил рассвет. Наскоро поев, заглянул в детскую. Раскинув ручонки, спокойно спала златокудрая дочурка Анжелика. Осторожно подошел, поправил одеяло, склонился над спящей и чуть слышно прикоснулся губами к выпуклому лобику ребенка. Потом на цыпочках вышел и бесшумно прикрыл за собой дверь. В прихожей Новожилов накинул шинель, взял автомат и уже около дверей, целуя жену, ободряюще промолвил:
— Голову не вешай, Ангеля, дней через пять вернусь!
Провожая взглядом бодро зашагавшего мужа, Ангелина Антоновна с сожалением подумала: «Вот и сегодня даже сапоги не снимал. И так всегда, только пять минут дома…» Закрыла дверь, вошла в комнату и прилегла на диван, но уснуть так и не смогла — сердце вдруг заныло в тревоге…
Майор Новожилов быстро пересек одну улицу, другую и вышел на Кобылянскую. Нигде — ни души. Город еще спал…
Ночная тьма уступала рассвету. Откуда-то потянуло плесенью и запахом прелого мха. Туман редел и, клочьями отрываясь от земли, тянулся вверх. Сквозь белесо-мутные ветви стали различаться призрачные тени огромных деревьев, через минуту-другую выступили из хмари мокрые серые стволы громадных смерек[18] и берез.
На опушке из-под корневища огромной вывороченной бурей березы показалась военная фуражка с тризубом[19], затем — узкоглазое, обросшее рыжей щетиной лицо. Наконец появились костлявые плечи, и на поверхность выполз худой, невзрачный человек. Отряхнулся и вдруг протяжно завыл шакалом. Постоял, прислушался… В ответ, как эхо, отозвался один, потом другой, третий «шакал», и лес ожил.
Со всех сторон с автоматами на шее, с гранатами у пояса на поляну выходили бандиты. В зеленом немецком френче с ремнями артиллерийского снаряжения, перекрещивающимися на груди, в такого же цвета брюках, заправленных в хромовые сапоги, к ним подошел узкоглазый. На шее у него висел немецкий автомат, в правой руке он держал кизиловый гуцульский топорик, в левой — библию. Это был главарь банды Старый.
Метнув из-под сдвинутых бровей недобрый, мутный взгляд, Старый прогнусавил:
— Слава героям!
— Героям слава! — вразнобой отозвались бандиты.
— К молитве приготовьсь!
Старый снял фуражку, и все обнажили головы, нестройно повторяя за главарем слова молитвы.
— Так помоги нам, боже, в борьбе с большевиками! Аминь! — уже дружней закончили бандеровцы.
— А теперь за работу, — распорядился Старый. — В колыбах[20] зиму не пересидите, надо поторапливаться бункера[21] строить.
Бандиты разобрали пилы, топоры, лопаты и разбрелись. На поляне начали рыть котлован. Рядом пилили деревья.
К Старому подошел русый здоровенный детина — брат четового[22] по кличке «Штудер» — и что-то тихо зашептал. Оба отошли к вывороченной березе.
— Друже, со стийки[23] пришел Мотыль, — докладывал Штудер, — говорит, на Путилу проехал «виллис» и в нем несколько энкеведистов.
— Хорошо, Штудер, покличь Мотыля, а сам бери со склада голубой чемодан, что передал Луговой от Мазепы. С ним немедля иди на скалу Острыва и подорви ее, — приказал Старый и, припав слюнявыми губами к фляге, отпил три глотка и, злорадно усмехнувшись, прогнусавил: — Мы подготовим им достойную встречу.
Штудер тихо свистнул. Из-за деревьев появился смуглый длинношеий парень в коричневой блузе, в армейских брюках неопределенного цвета, в обмотках и желтых горных ботинках, с немецким карабином за спиной. Парень подбежал к Старому, почтительно остановился в пяти шагах от него, приложив два пальца к пилотке с тризубом, отрапортовал:
— По вашему приказанию, друже проводник[24], явился!
— Хорошо, племянничек[25], вижу, исправно службу несешь! Иди за мной!
Старый потянул тонкую проволочку, и под корневищем старой березы открылся лаз. Оба спустились вниз, и лаз захлопнулся.
В подземелье горела немецкая карбидная лампа. Посредине стоял дощатый, грубо сбитый стол, над которым, опустив голову, дремал лысый человек. Заметив Старого, человек неуверенно поднялся, приложил руку к непокрытой голове и простуженным голосом еле вымолвил:
— Ничего, друже, не домогае, мабуть, серйозна хвороба…
Старый покосился на больного, в глазах его появилась злость. Сорвал ее на племяннике:
— Ну чего глаза таращишь, докладывай, що на стийке видел!
И парень, опасливо косясь на пожелтевшего дядьку, забубнил:
— Рапортую послушно, друже проводник! Вчера меня посылал Штудер в Дихтинец, чтобы на гору Буковинку вышли на стийку Микитчук Онуфрий и его брат Алексей. Оба они, оказавшись больными, идти отказались. Возвратившись, я доложил об этом Штудеру, и он послал на стийку меня. После обеда, около четырех, по дороге на Путилу проехал «виллис». Возле хутора Тарночки машина остановилась, из нее вышли четверо, но кто, я не рассмотрел — далеко очень! Вечером, когда меня сменили, я спустился в Липовцы и у Совы узнал, что ехали энкеведисты. Один из них, коренастый такой, майор безпеки[26], расспрашивал Сову про банды. Но тот отбрехался, сказав, что тут тихо и спокойно…
Надрайонный проводник слушал Мотыля очень внимательно, не перебивая. Когда связной выложил все, Старый блеснул налившимися кровью глазами и срывающимся голосом, как шакал, протявкал:
— Уже недолго осталось, скоро услышат про нас! — скрипнул зубами и приказал Мотылю, ткнув пальцем в потолок: — Подожди там!
Когда лаз закрылся, Старый снова загундосил:
— Пиши, Лебедь, штафету![27] — И стал диктовать: — «Крыге… Срочно! Нарушив телефонно-телеграфную связь, выходи к нам на подмогу…» — и, оглянувшись по сторонам, еще тише зашептал над самым ухом Лебедя.
17
«Ястребок» — боец добровольных вооруженных групп, которые формировались из местного населения для борьбы с вражескими лазутчиками.
18
21