На третий день в оперпункт позвонил начальник разъезда 412-го километра. Он сообщил, что к нему на разъезд пришел человек в форме старшего лейтенанта, отдал пистолет и взрывчатку. Сидит и ждет, когда за ним приедут из НКВД. Начальник разъезда был так взволнован, что спотыкался на каждом слове.
— Скорее приезжайте… Не могу работать, — молил он.
Я доложил о звонке Акифьеву. Он тут же выехал на место происшествия на дрезине.
До разъезда было совсем недалеко. Акифьев вернулся вскоре вместе со старшим лейтенантом, назвавшимся Лисиным.
На допросе Лисин рассказал, что был выброшен в числе трех диверсантов. Приметы одного сходились с приметами Наранова. Третий — старший группы, в форме капитана — убежденный враг; в случае чего — живым сдаваться не намерен.
— Это орешек покрепче будет, — сказал Акифьев. — Одним нам с ним, пожалуй, не справиться. Надо подключить больше людей.
Решили привлечь к розыску и Лисина. Знает в лицо. Пришел с повинной, не подведет.
Акифьев снял трубку телефона и попросил райком партии. К телефону подошел секретарь райкома Николай Александрович Навозов. Акифьев доложил ему о задержанных и поиске «капитана». Навозов одобрил наш план.
Не мешкая, мы направились в поселковый Совет, на станцию, пригласили коммунистов.
— Товарищи, помогите!.. Диверсант рядом! — говорили всем. И люди понимали опасность, выходили на свои посты.
Началась беспокойная ночь. Не только мы не сомкнули глаз. Не спали десятки людей: одни, кто постарше, сидели с цигаркой у своих землянок, а помоложе — находили всевозможные срочные дела, чтобы пройти из конца в конец поселка, оказаться будто ненароком на путях станции, около локомотивного депо, всюду вглядываясь в темноту ночи и прислушиваясь к каждому шороху.
Ночь прошла без результатов. О «капитане» никаких вестей. И лишь утром к нам прибежал железнодорожник:
— Скорей на базар! Там какой-то капитан матросам заливает… про немцев. Не он ли?
Акифьев и я вместе с Лисиным бросились на пристанционный базарчик. Там, в толпе матросов, военный в форме капитана что-то говорил. Моряков можно было узнать по выглядывавшим из-под гимнастерок тельняшкам[9].
— Это он! — шепнул Лисин. — «Капитан»…
Мы с Акифьевым подошли ближе, прислушались. «Капитан» расхваливал образцовый порядок на оккупированной территории. Моряки стояли настороженные и, видимо, старались разобраться что к чему.
Акифьев с одной стороны, а я с другой подошли сзади к «капитану» и схватили его за руки.
— Вы арестованы! Оружие!
— Чего налетели? В чем дело? — зашумели моряки.
Лисин, бледный как полотно, закричал:
— Братишки! Это диверсант!
— Какой он диверсант? — заступился было за «капитана» один из моряков.
— Клевета! — заорал «капитан». — Честного командира опорочить решили!
— Руки ему опустите, — настаивал доверчивый моряк.
— А вы посмотрите, что у него в мешке, — предложил Лисин.
Двое моряков развязали вещмешок «капитана», вытряхнули. На землю вывалилась карта, парабеллум, тол… Между тем мне удалось одной рукой вынуть из кармана «капитана» немецкий пистолет. Поняв, кто перед ними, моряки заговорили по-другому:
— Ах, гад! Заливал нам тут! — вспылил и доверчивый, замахиваясь.
— Сучий сын! Я гляжу, к чему он клонит!
— Вот паразит!..
Нам едва удалось отвести самосуд. В конце концов моряки помогли довести «капитана» до оперпункта.
ЗАГОВОР НЕ СОСТОЯЛСЯ
А. Лукин
В доме сестер Лидии Лисовской и Марии Микоты по улице Легионов, 15, в котором разведчик партизанского отряда Д. Н. Медведева Н. И. Кузнецов (Пауль Зиберт) снял небольшую комнату, продолжалась обычная жизнь. Все так же вечерами гремел патефон, лилось вино, все так же ревниво косились друг на друга поклонники Лиды и Майи (так называли сестер их друзья). Одни уезжали, появлялись другие. И вот однажды к ним вошел высокий офицер лет двадцати восьми. Его редкие черные волосы разделял безукоризненный косой пробор, небольшие светлые глаза смотрели умно и настороженно.
Учтиво поклонившись, он отрекомендовался:
— Штурмбаннфюрер[10] фон Ортель.
Кузнецов, приветливо улыбаясь, пожал протянутую ему сильную руку. Этой встречи он искал давно. Штурмбаннфюрер фон Ортель был самым таинственным человеком в Ровно.
9
Фашисты особо охотились за матросами, зная их отвагу и храбрость. Советское командование, стремясь оградить моряков от излишнего внимания немцев, переодевало их в пехотную форму. Моряки делали это без особого энтузиазма и, конечно, оставляли под гимнастерками тельняшки. Один из пунктов, где переобмундировывали моряков, находился в районе станции Верхний Баскунчак.