На заставе дежурный доложил ему: на границе происшествий нет, возвратившиеся наряды ничего особого не заметили. Все спокойно. Но это-то и тревожило Павлова, вызывало у него подозрения.
Он заглянул на минутку домой. Спеленутая Аллочка начмокивала во сне пустышкой. Ира лежала на кровати в обнимку с куклой, а Геня прикорнула на диване. Пусть спят… На столе что-то было закрыто скатеркой. Павлов поднял уголок, усмехнувшись, поглядел на приготовленные для него Геней яичницу и стакан молока; есть не стал, только выпил молоко и, выйдя на цыпочках из дома, ушел проверять наряды.
С границы он вернулся после полуночи. Не раздеваясь, лишь расстегнув ворот гимнастерки и ослабив ремень, прилег на кушетку — через час нужно было вставать, чтобы выслать на границу новые наряды.
Короткий сон оборвал внезапный взрыв. Тугая волна ударила по окнам, со звоном посыпались стекла. Павлов вскочил. Вскрикнула и заплакала Ира. Перепуганная Геня взметнулась, не зная, что делать.
«Артналет! Снаряд… Куда он попал? Заставу — в ружье… в окопы! Детей… что делать с ними?»
— Геня, беги с девочками к себе домой! — крикнул на ходу Павлов.
Через минуту, между взрывами, на дворе заставы раздался его повелительный голос:
— Застава — к бою! Занять оборону по боевому расчету!
…Разбуженные артиллерийской канонадой и перестрелкой у моста через Сан, женщины метались по комнатам в Доме приезжих. Слышались испуганные, взволнованные голоса:
— Да что ж это такое делается?
— Ой, батюшки, пожар!
— Уж не штаб ли горит?
— Штаб, штаб!
— Неужто война?
Луша сидела на койке у окна. Все, что творилось вокруг, казалось ей не настоящим, похожим на страшный сон. Вчера съехавшиеся с застав женщины видели, как над Перемышлем прошел самолет со свастикой на фюзеляже. Вечером, когда Луша возвращалась с концерта из гарнизонного Дома Красной Армии по набережной Сана, ей показалось странным, почему заречная, немецкая, часть города почти полностью затемнена. Странным и жутким. Сейчас женщины опасливо выглядывали в окна. Отсюда было видно, что делается в городе. Там, на улицах, в утренней мгле вставали темные фонтаны разрывов. На берегу Сана, у моста, в городском парке уже кипел бой. С запада на восток, завывая моторами, одна за другой прошли три группы самолетов. Но Павлова словно ничего не видела. После первого же артиллерийского залпа она как будто окаменела.
— Луша, Луша! — вздрагивая от взрывов, теребила ее за рукав Елена Елютина. — Очнись! На тебе лица нет!
К Елене испуганно жалась дочка-школьница. Она приехала с матерью в город, чтобы сходить на концерт, посмотреть кино, а увидела, как рушатся дома от снарядов.
— Ох, Лена, — вырвалось у Лукерьи, — что там с моими? Уж кляну себя, кляну: дура я, дура, зачем поехала!
— Да ты подожди, не казнись! — попыталась подбодрить ее Елена. — Может, у наших спокойно. Может, они только здесь налетели — на штаб, на город. Давай-ка позвоним на заставы.
Луша бросилась в соседнюю комнату к телефону, но коммутатор штаба не отвечал. Откуда было знать женщинам, что вражеские диверсанты из фольксдойче перерезали телефонные провода. Да если бы они и не были перерезаны, штаб все равно не смог бы ответить. Первыми же снарядами немцы вывели из строя станции — радио и телефонную. Штаб не мог связаться с заставами, с полевыми армейскими частями, гарнизонами укрепрайонов, не мог доложить о нападении управлению пограничных войск, расположенному во Львове.
Над городом вставали клубящиеся косые столбы пожаров. Горели вокзал и вагоны на железнодорожных путях, склады, нефтехранилище, электростанция. Часа через три после начала обстрела артиллерия перенесла огонь на загородные тыловые дороги. Стала явственнее ружейная и пулеметная стрельба на ближних и дальних улицах. Только в городском парке она уже утихла. Просочившаяся сюда рота «бранденбуржцев», переодетых в гражданскую одежду, — со специальным заданием посеять в городе панику, — к тому времени была полностью уничтожена пограничниками.
О женщинах, съехавшихся в Перемышль, в первые часы забыли. О них вспомнили, когда перестрелка приблизилась почти к самому Дому приезжих. Начальник пограничного отряда подполковник Тарутин вызвал интенданта Гончарова.
— Жен комсостава и штабные документы эвакуировать в тыл, в Нижанковичи! — приказал он ему.
Гончаров напрямую к дому прорваться не смог: подъезд находился под пулеметным обстрелом. С двумя пограничниками он проник сюда окольным путем.
Женщины вылезали в окно, на крышу какого-то сарая. С крыши спускались во двор. Перебирались через забор в крепость. По двору ее бежали до ближней улочки. Там их ждали грузовики. Эвакуация проходила быстро — все были без вещей, лишь с маленькими чемоданчиками или сумочками.