Больше слов не требуется. Даже Анна Ивановна с кровати подпрыгивает, да платье натягивать принимается. Не хочет врача нашего злить. Впрочем, и я этого не хочу.
Поднявшись, так же надеваю найденное рядом с кроватью платье сестры милосердия и хочу уже было к выходу направляться, да замечаю край бабушкиного дневника, ставшего теперь моим собственным.
— Нет, так не пойдет! — беру дневник и перетягиваю его шнурками.
Когда завязываю на узел, снова ощущаю странное покалывание. Оно уже кажется мне слабее, чем было вчера вечером, но все равно доставляет легкий дискомфорт.
— Так спокойнее будет, — завязанным, убираю его обратно под подушку и поправляю лежащий рядом с ней сверток с травами. Уверена, что они еще пригодятся мне в будущем.
— Ну что, голубушки, проснулись? — громогласный Серафим Степанович заходит в палатку как раз в тот момент, когда я уже направляюсь к выходу.
Мужчина уверенно входит в палатку, совершенно не заботясь о том, одеты мы уже или нет. Он оценивающе окидывает нас хмурым взглядом, но лицо его не выказывает совершенно никаких эмоций.
— Готовы, Серафим Степанович, — тут же подбегает к врачу Марфа Ивановна. — К вам идти собирались. Да вот только испугались шума с улицы.
— Правильно, что испугались, — бас врача прокатывается по палатке, заставляя вздрогнуть. — Да вот только все равно идти придется. Наши Дунай перешли. Теперь уж и нам переходить надо будет.
— Неужто побили турка? — с недоверием спрашивает Анна Ивановна. — Они ж на том берегу крепко сидели. Слышала я, как солдаты наши говорили про это.
— Крепко не крепко, а теперь не сидят уже, — недовольно бросает Серафим Степанович. — На том берегу уже битва идет. Наши турка теснят, значит и победа за нами будет. А вам, голубушки, не о позициях, а про раненых думать надо.
— Так мы ведь про них, про миленьких только и думаем, — исправляется за сестру Марфа. — Так ведь, девоньки?
— Так, — в один голос заявляют Ивановны, да и мы с Аглаей присоединяемся. Правда ведь о раненых говорили.
— Ай! — отмахивается Серафим Степанович. — Собирайтесь, да в палаты идите. Нам раненых нужно к транспортировке подготовить. Не сможем с собой их тащить, нужно до города отправлять.
Мужчина выходит и в палатке тут же повисает тишина. Его визит произвел на всех неизгладимое впечатление. Но самое главное: теперь совершенно непонятно, к чему нужно готовиться. Впрочем, наверное, оно сейчас никому не понятно.
Несколько помедлив, выхожу на улицу вслед за врачом. Но стоит только мне выйти, замираю от неожиданности.
Вместо большого палаточного городка, наблюдаю большое вытоптанное поле. За ночь армия сумела свернуться и теперь лишь последние ряды солдат виднеются вдалеке. Но вскоре и они скроются от нас за холмом.
Реку отсюда не видно и не видно, как идет сражение. Но судя по щелчкам да грохоту, доносящимся со стороны реки, до конца еще далеко.
— Идут! — чей-то крик отвлекает меня от мыслей, и я начинаю всматриваться в горизонт.
Вскоре на самом деле замечаю медленно приближающуюся колонну. И понимаю, что впереди предстоит очень много работы.
Глава 9 Князь Тукачев
— Миленькие, мои! Хорошенькие! Да что же такое случилось-то? — Марфа Ивановна бегает между неустанно поступающими раненными и хватается за голову.
Она в шоке. Да и многие вокруг в шоке. Насколько успеваю понять, большая часть сестер милосердия не имели не малейшего понимания, что такое война и с чем можно столкнуться на фронте. Они были обычными домашними барышнями, мечтающими о романтике и стремящимися реализовать привитое им с детства чувство долга. А сейчас… с головой окунаются в суровую правду реальности.
— Что с ним? Нога? Перелом? Займитесь кровью, дальше поможем позже, — холодно и уверенно руковожу я. Моего опыта хватает для того, чтобы сохранять холодную голову даже в окружении такого количества раненных. Хотя, честно признаться, даже мне несколько не по себе. — А этот? Дайте посмотреть! В операционную, быстро! Времени почти не осталось!
Солдат за солдатом, распределяю раненых по срочности оказания помощи и тяжести ранений. Не позволяю себе проявлять эмоции. Даже когда шансов на спасение нет. Особенно когда шансов на спасение нет.
— Да что же вы его так тащите? У него же колотая рана живота! А ну-ка положили! — даю очередное указание и поворачиваюсь к следующему раненному, но замечаю молодого серьезного мужчину в мундире офицера.
Вопреки большинству офицеров, он коротко стрижен и начисто выбрит. Стоит ровно и смотрит над всеми, даже несмотря на свой средний рост. Чувствуется, что несмотря молодость, по своему опыту он способен сравниться со многими пожилыми офицерами, а по способностям может и превзойти их.