Кажется, что Серафим Степанович счел ситуацию безнадежной и, уверившись в неудаче, решил подсунуть раненого мне.
Но я готова принять вызов и сделать все, что в моих силах.
Однако, в действительности все оказывается совсем иначе.
— Операция действительно предстоит очень тяжелая, — соглашается врач. — Потому, пока я его оперирую, прошу обработать руку солдата. Его рука сильно повреждена, но на нее у меня совсем нет времени.
Перевожу взгляд на руку и нахожу открытую рану, весьма серьезную, но с точки зрения моего профессионализма, совершенно не интересную.
Однако, отказываться глупо. Если я хочу что-то доказать, я должна делать все, что от меня требуется.
Чтобы не мешать основной операции, отставляю руку раненого в сторону, беру необходимые приспособления и провожу по ране влажной тряпкой.
Неожиданно для себя, в пальцах ощущаю покалывание. Точно такое, как когда прикасалась к дневнику княгини Стырской. Только почему это происходит снова, не понимаю.
Как не понимаю и что происходит, когда я убираю тряпку. Ведь в месте, где только что находилась рана, теперь находится идеально ровная и чистая кожа.
Глава 11 Непонимание
Как такое возможно?!
Смотрю на руку раненого солдата и не верю собственным глазам. Рана словно исчезла, сама собой затянулась и зажила. Но ведь этого не может быть!
Осматриваю свои ладони, тряпку, руку солдата, но не нахожу ничего необычного. Все в точности, как и должно быть, если не считать пропажи самой раны. И померещиться она мне точно не могла.
— Серафим Степанович, — решив, что здесь кроется какой-то подвох, обращаюсь к врачу. — Здесь что-то не так…
— Что у вас может быть не так, Анастасия Павловна? — не отвлекаясь от операции спрашивает мужчина. — Не помните, как нужно обрабатывать раны? — добавляет несколько скептически.
— Было бы что обрабатывать, — не выдерживаю его наглости. — Я-то думала, что вы мне настоящее дело поручили, а вы…
— А чем же это дело не настоящее? — косится он на меня. Но на изменение в руке солдата не обращает внимание.
— Да как же оно может быть настоящим, Серафим Степанович?! — от возмущения даже приподнимаю руку раненого. — Сами посмотрите!
Серафим Степанович, наконец, отрывается от своего занятия и смотрит туда, куда я указываю. Его взгляд становится задумчивым, а потом и вовсе растерянным. Он молча берет руку солдата, ощупывает ее, словно пытаясь понять, на самом ли деле это правда она.
— Не понимаю… — шепчет он, скорее себе, чем мне. — Не понимаю… Такого не бывает.
— Не бывает, конечно! — не могу понять, издевается он что ли? — Раны-то похоже и не было!
— Как же не было, если я своими глазами ее видел? — врач переводит на меня полный подозрения взгляд. Словно он совершенно тоже не понимает, в чем тут дело. — Неужели померещилось?
— Померещилось? Обоим? — теперь уже и я задумываюсь, действительно ли видела все, как оно было.
— Говорят, что с устатку и не такое бывает, — на полном серьезе произносит он и возвращается обратно к операции. — Нам время терять нельзя. Тем более, что уже мерещиться начало. Устаем стало быть…
— Давайте я помогу вам, Серафим Степанович, — не могу с ним не согласиться. У меня ведь бывали многочасовые операции и после них я чувствовала себя невероятно вымотанной.
— Не откажусь, Анастасия Павловна, — кивает он. — Подержите-ка здесь, — протягивает он мне пинцет.
Охотно берусь помогать Серафиму Степановичу. Понимаю, что мы на самом деле оба уже сделали достаточно много для того, чтобы устать. Значит нужно как можно скорее заканчивать с операциями и идти отдыхать.
Постепенно переходим от одного стола к другому. Проводим разные операции, как сложные, так и не очень. Местами даю кое-какие подсказки, но стараюсь делать это так ненавязчиво, что Серафим Степанович охотно принимает их за свои собственные мысли.
В итоге, при помощи еще трех докторов, мы все же заканчиваем с оказанием помощи раненым. К сожалению, даже не замечая, как наступает вечер.
— Честно признаться, не ожидал от вас подобного умения, Анастасия Павловна, — выйдя вместе со мной из палаты, заявляет мужчина. — Все, что угодно ожидал, но только не это. Думал, что в обморок упадете или просто дурно станет…
— Я понимаю ваши ожидания, — останавливаюсь и делаю глубокий вдох. После стольких часов в операционной, кажется, что более чистого воздуха я никогда не нюхала. — Но внешность порой бывает весьма обманчива.
— Внешность действительно бывает обманчивой, — соглашается он. — Но обманчивой бывает не только внешность. До сих пор ума не приложу, что же случилось с ранением того солдата…