— Значит вы еще и требуете от меня чего-то? — Владимира Георгиевича веселят мои слова. — Может быть вы еще и в бою станете мною командовать?
— Если в бою вы тоже ведете себя, как самый настоящий болван, тогда с удовольствием покомандую вами! Может быть, хотя бы тогда вы сумеете вернуться без ранений! — уже злюсь не на шутку. — Дайте мне немедленно свою руку!
Пытаюсь схватить его за руку, но он успевает ее отдернуть.
— Сдалась вам моя рука? — рычит князь. Но в то же время слегка морщится. Похоже, что резкое движение причиняет ему боль. — Это всего лишь царапина. Причем, ее уже успели обработать.
— Нет, ну надо же, какой упертый попался! — хмыкаю, уперев руки в бока. — Вы либо добром мне руку дадите, либо я силой заставлю вас это сделать.
— Вы еще и угрожаете мне? — князь делает шаг в мою сторону, но при этом прячет больную руку за спину.
— Не путайте заботу с угрозами. В конце концов, кому это нужно, мне или вам? — перехожу на полушепот. Близость к нему заставляет мое сердце биться быстрее, и я ничего не могу с собой поделать.
— Похоже, что в первую очередь это нужно именно вам, — князь подходит еще ближе и оказывается практически вплотную со мной.
Его лицо так близко, что стоит мне чуть податься вперед и наши губы соединятся в поцелуе. Мне кажется, что князь хочет этого. Более того, я сама этого хочу.
Но еще больше я хочу оказать ему медицинскую помощь! Что, собственно говоря, и делаю.
Резким движением протягиваю руку князю за спину и хватаю его больную руку мертвой хваткой. И, несмотря на боль, которую я причиняю ему своим действием, я не собираюсь его отпускать!
Глава 16 Случайность
— Да что же вы делаете? — не стесняясь, кричит на меня Владимир Георгиевич. — Отпустите меня!
Держу его руку и сжимаю ее так сильно, что даже костяшки моих пальцев становятся белыми. Но я прекрасно понимаю, что, если отпущу, князь ни за что не позволит мне его осмотреть.
— Я по-хорошему просила вас дать мне руку. Теперь сами себя вините в боли, а не меня, — бросаю в ответ и тяну его руку к себе, но он сопротивляется. — Дайте… уже… вас… осмотреть!
— Ай, Бог с вами! Смотрите! — все же сдается. Но что-то подсказывает, что дело вовсе не в моей настойчивости.
— Серьезно? — с подозрением смотрю на него. — В таком случае, расслабьте руку и дайте мне снять вашу повязку.
Удивительно, но князь Тукачев без колебания протягивает мне руку и даже сам поддевает конец салфетки. И это очень подозрительно.
— И надо было вам сопротивляться, князь, — разматывая повязку, хмыкаю я. — Мне ведь нет нужды плохо вам делать. Осмотрю, обработаю и отпущу. А если рана действительно небольшая, то и вовсе отстану от вас.
— Может быть и не такая она маленькая, как я думал, — задумчиво произносит Владимир Георгиевич. — Может быть и нужно вам присмотреть, чтобы со мной ничего дурного не случилось…
— С чего это вдруг такая перемена? — поднимаю взгляд и вижу, что князь глаз от меня не отводит. Любуется. Словно только сейчас красоту мою разглядел.
— А я, может быть, только сейчас понял, что и вправду руки у вас волшебные, — смотрит прямо в глаза и в его взгляде вижу самый настоящий интерес. — Вы ведь, как схватили меня, больно стало до невозможности. А потом раз, и прошло.
— Как прошло? — только теперь до меня доходит, какую ошибку я совершила в порыве спора. — Не могло пройти. Не должно было пройти…
Начинаю активнее разбинтовывать руку, прислушиваясь к собственным ощущениям. Но покалывания на кончиках пальцев не чувствую. Да и прежде не чувствовала. Значит не было вовсе никакой магии.
— Серьезно вам говорю, не болит больше, — не останавливается князь. — А ведь болело. И до вашего касания болело. А теперь и вовсе прошло.
— Это вам, князь, кажется все, — произношу я, но на самом деле просто хочу успокоить саму себя. — Рана-то глубокая была?
— Не сильно глубокая, — отвечает то, на что я искренне надеялась. — А как вас звать-то, красавица? Должен же я знать, кого за помощь благодарить.
— Анастасия Павловна, — отвечаю резко и сдергиваю чуть прилипшую повязку. И, конечно же, ничего под ней не нахожу. — Стырская я… — заканчиваю представляться в полной задумчивости.
В голову сразу приходить мысль, что нужно бежать, прятаться. Не могу вспомнить, в какие века ведьм сжигали на костре, но не сомневаюсь, что в императорской России их тоже не любили. А меня сейчас только за ведьму принять и можно.
— Вот те на! — произносит князь Тукачев, наверняка не ожидавший увидеть идеально гладкую кожу без малейшего пореза. — Прав был Серафим Степанович. Мази-то действительно чудотворные! Увижу — поблагодарю его.