— Как это так, не хотел, да обидел? Может быть, вы что-то не так поняли, Анастасия Павловна? Или он что-то не так понял?
— Мы оба все прекрасно поняли, — вздыхаю я. — Только Владимир Георгиевич теперь на передовую направляется. А я и знать не знаю, где найти его можно. Он ведь наверняка собирается уже.
— А Серафим Степанович? Может он знает что? — первым делом Марфа Ивановна тоже думает на врача.
— Не знает он. Спрашивала…
— А может из офицеров раненых кто чего знает? Они ведь в седьмой палате лежат. Наверняка что-то да скажут.
— Может быть и скажут, — соглашаюсь я, радуясь, что появилась хоть какая-то надежда. — Закончу здесь трудиться, сразу туда и направлюсь.
— Вот и правильно, — соглашается Марфа Ивановна. — Вы тогда дальним рядом займитесь, а я здесь поработаю. Так глядишь скоро и управимся.
Соглашаюсь с девушкой и направляюсь к дальнему ряду. Там, как я вижу, в основном тяжело раненые солдаты лежат, без сознания. Плохо им, бедолагам. А у нас толком ни лекарств, ни средств для лечения нет.
Зато есть мой дар!
Подойдя к первой же кровати, осматриваюсь, не видит ли кто и прикладываю руки к рваной ране живота. Знаю, что могу быть раскрыта, но сейчас у меня такое настроение, что хочется, чтобы произошло хоть что-то хорошее.
И это самое хорошее могу сделать только я!
Глава 36 Операция
Лечить рану первого пациента оказалось очень трудно. Но еще труднее оказалось контролировать степень заживления. Ведь желание помогать уперлось в желание остаться незамеченной.
К счастью, мне довелось работать с очень серьезными ранами и даже с моим минимальным навыком исцеления вышло все не очень плохо.
— Посмотрим, что у нас здесь… — перехожу к последнему пациенту и с удивлением замечаю, что он находится в сознании.
— Сестричка, миленькая, помоги мне старому, — хрипит он, смотря на меня замутненными пеленой глазами.
— Давно лежите здесь? — осматриваю рану и понимаю, что дела у него очень плохи. Здесь по-хорошему промывание делать нужно, да резать беспощадно. Тогда, возможно, шанс и появится.
Но разве будет кто сейчас этим заниматься? Да и вряд ли медицина этого времени позволит выполнить все, как надо.
А я-то смогу?
— Помоги мне, родненькая! Помоги, всем сердцем и душой тебя прошу!
— Ох, чем бы помочь-то… — прикладываю руки к ране, стараюсь сосредоточиться на ней. Но ничего не получается. Ткани слишком сильно повреждены. Или просто у меня не хватает опыта.
— Родненькая моя, ну помогите же мне чем-нибудь, — продолжает просить мужчина.
И я понимаю, что единственное верное решение — поступить к настоящей операции. Как есть. Чем есть. И будь, что будет!
— Марфа Ивановна, не могли бы вы мне помочь? — подзываю девушку, на свой страх и риск. Но я хочу помочь этому бедолаге. Потому что… в нем я вижу всех солдат на передовой, которым нужна будет моя помощь. Но помочь я могу только ему.
— Да, могу, — немедля ни секунды, подходит она ко мне. Похоже, что голос мой подсказывает ей, что дело не терпит отлагательств. — Вы что-то задумали, Анастасия Павловна?
— Умирает солдатик наш! — не вижу смысла ничего объяснять. — Спасать его нужно да как можно скорее!
— А чем я могу помочь-то? Я же не знаю ничего! — хватается она за голову то ли от вида раны, то ли от осознания собственной бесполезности.
— Скальпель! Подайте мне скальпель? — прошу я и только по круглым глазам девушки осознаю, что в это время инструмент так еще не называли. — Ланцет! Дайте ланцет! Дайте нож! — добавляю для полной уверенности, что буду понята.
— Нож? Вот нож… — протягивает она мне ланцет — не самый лучший предок скальпеля. — А что вы делать собрались?
— Прошу вас, не смотрите, Марфа Ивановна, — не уверена, что такое зрелище она сможет вынести. — Лучше подайте зажим и салфетки. Да побольше.
— Да, конечно! — тут же начинает суетиться девушка, судя по всему, понявшая, к чему все идет.
Удивительно, но Марфа Ивановна оказывается очень способной помощницей. Она умудряется вовремя подавать мне все, что я у нее прошу, а если не знает, о чем речь, не стесняется спрашивать.
Невероятно полезные навыки.
Я же тружусь над солдатом, как над самым важным пациентом в моей жизни. Ловко орудуя ланцетом, я осторожно восстанавливаю живые ткани, постепенно приводя в норму то, что в обычной практике восстановить было бы практически невозможно.
И только теперь я понимаю, что моя способность — это самый настоящий дар, которым нужно уметь пользоваться.
— Ну во и все! — заканчиваю заматывать солдата бинтом и осторожно подтыкаю конец под нижний слой. — Теперь скорее всего жить будет.