— Владимир Георгиевич, его высочество очень недовольны, — продолжает солдат, идя следом.
— С его величеством я сам как-нибудь разберусь, — кивает князь. — Вы лучше бегите на свое место. Мы скоро выступаем.
— Так точно! Будет сделано! — выкрикивает тот и тут же убегает прочь.
— Из-за меня у вас будут проблемы? — переживаю, наблюдая, как торопится исполнить приказ солдат.
— Я иду в самое страшное место, в которое только можно пойти в этом прекрасном месте, — морщится Владимир Георгиевич. — Его высочество не станет гневаться на будущего героя.
— А что будет, когда вы вернетесь? — не успокаиваюсь я. — Его высочество ведь может запомнить ваше опоздание.
— Я вернусь с победой, — машет он головой. — Разве можно судить победителей?
— Иногда мне кажется, что здесь возможно все, — тревога никак не покидает мое сердце. Мне не понятно, что именно меня тревожит. Но это что-то точно должно произойти.
Вместе, рука об руку, мы доходим к шатру, перед которым уже собралась большая часть армии. Перед стройными рядами, на красивой белой лошади, грациозно восседает Николай Николаевич. Он не выглядит недовольным. Но все же, кода замечает нас, становится хмурым.
— Мне пора, — поворачивается ко мне Владимир Георгиевич. — Долг и Родина зовут.
— Вы же помните, что обещали вернуться? — напоминаю на всякий случай.
— Я помню обещания, которые дал, — князь кивает и направляется к его величеству. Он не позволяет себе вольность и не целует меня на прощание. И от этого мне невыносимо горько.
Какое-то время я стою и наблюдаю за тем, как шеренга за шеренгой уходят солдаты под предводительством великого князя и моего возлюбленного — князя Тукачева.
Да, я не боюсь этого слова. Он именно возлюбленный. Ведь рядом с ним мне так хорошо, как не было никогда и ни с кем, ни в этой, ни в прошлой жизни.
А сейчас, когда он уходит на передовую, мне так больно, что хочется бежать следом, лишь бы находиться рядом.
Но ведь на самом деле у меня сейчас и без этого хватает забот. Мой единственный защитник ушел на войну. Моя соседка Аглая оказалась не причастна к похищению дневника. А значит, нависшая надо мной опасность теперь так страшна, что я и вовсе не знаю, смогу ли я куда-нибудь от нее деться.
И выход из этой ситуации я вижу только один: я должна обратиться за помощью к Серафиму Степановичу. Я знаю, что он заботится обо мне, как о дочери и думаю, что он никому не позволит меня обидеть.
По крайней мере я очень надеюсь, что это действительно так.
Глава 44 Просьба о помощи
До госпиталя добираюсь, неустанно осматриваясь по сторонам. Стоило только Владимиру Георгиевичу уехать, как я тут же вспомнила об опасности и о том, что вор может находиться где угодно.
Но, несмотря на это, все равно мне нужно возвращаться к работе. Серафим Степанович наверняка уже потерял меня. А учитывая то, как я некрасиво ушла, наверняка он еще и обиду держит.
Но вариантов-то у меня все равно нет. Нужно где-то защиту искать.
У входа в госпиталь замираю и прислушиваюсь. Боюсь, что незнакомец поджидает меня. Но на лестнице не слышно ни единого звука и лишь в палатах кричат бедные раненые, которым я все это время могла помогать.
Неосознанно прижимаю к себе дневник. Именно из-за него я убежала из госпиталя, бросила свой долг, свою работу. Но я ни о чем не жалею. Я поступила правильно. Ведь тайна дневника оказалась очень важна. Возможно, даже более важна, чем я думаю.
— Была ни была! — наконец решаюсь войти.
Знаю, что рискую. Но ведь внутри опасность поджидает меня с такой же вероятностью, как и снаружи… Значит риск оправдан.
Поднимаюсь наверх постоянно оглядываясь. Страх заполняет меня полностью, и я всюду мерещатся темные силуэты, только и мечтающие до меня добраться.
Но все же до нужного этажа добираюсь без происшествий.
— Анастасия Павловна! Неужели вернулись, голубушка? — завидев меня, тут же восклицает Серафим Степанович. Он как раз выходит из одной из палат и натыкается на меня. — Я уж было думал, что вы с концами убежали.
— Слава Богу, не с концами! — с облегчением выдыхаю я. — Но думала, что уже не вернусь никогда. Думала, что пропаду.
— А с чего бы вам пропадать-то? — хмыкает он. — Сами ведь убежали. Сами и вернулись.
— Убежала-то я не просто так. Почуяла беду, а когда в дом вошла, и правда, вора встретила. Дневник моей бабушки, Агриппины Филипповны, украсть пытался.
Для большей, убедительности демонстрирую дневник, который наверняка врач и так уже успел заметить.
— Зачем же кому-то дневник вашей бабушки, — Анастасия Павловна? — Серафим Степанович смотрит на меня с недоверием. — Разве в нем что-то особо важное есть?