— А вы, Аглая, в травах хорошо разбираетесь? — если сестре травы известны, проще станет разобраться с завещанием. А то может и пригодится все. Здесь ведь, в это время, я вряд ли хорошие лекарства найти смогу.
— В травах-то, Анастасия Павловна, я разбираюсь неплохо, — кивает Аглая. — Знаю названия, растут где, да выглядят как. Да и некоторые из них в мази истирать умею. Да вот только смотрю, травы-то здесь, что ни возьми, одна другой ядовитее.
— Яды ядам рознь, — не соглашаюсь с ней. Ромашка ведь тоже весьма ядовитая трава. Да вот только применять ее уже давно научились. Наверняка и с остальными справиться можно.
— Ой, не знаю, Анастасия Павловна, — волнуется она. — Я бы не стала с ними дело иметь. Есть ведь проверенные лекарства, ими и надобно пользоваться.
— Не переживайте, миленькая моя, — спешу ее успокоить. — Я ведь только интереса ради спрашиваю. Мне травы-то не так интересны, как здоровье солдатиков наших.
— Вот и бросьте вы эту книгу, Анастасия Павловна, — радуется сестра Аглая. — Не нужно всем этим голову забивать. Голова ведь чистой и светлой быть должна.
— Не стану, миленькая моя, ой не стану, — показательно закрываю дневник и убираю его под подушку. — Я вообще уже спать ложиться собираюсь.
Напоследок замечаю, как снова покалывает мои пальцы. Но на этот раз ощущение даже кажется мне приятным.
Вот только знать бы, что это за ощущение такое и чего оно мне сулит…
Глава 8 Переправа
Утро начинается не так, как я того ожидала. Вместо спокойного пробуждения, умывания и полевого завтрака, просыпаюсь от шума и криков.
— Что происходит? — сажусь на кровати и осматриваюсь.
В нашей палате никакой суеты нет. Соседки также только просыпаются и растерянно и сонно осматриваются по сторонам. Похоже, что вся суета находится за пределами палатки.
— Не знаю, Анастасия Павловна, но что-то страшное происходит, — сестра Аглая — единственная из всех уже полностью одетая — подходит ко мне и, сев рядом, обнимает. — Я на улицу после утренней молитвы выходила. Воздухом подышать. А там такое!..
Она хватается за щеки и лишь качает головой вместо того, чтобы хоть что-то объяснить.
— Да что такое-то, Аглая? Рассказывайте, миленькая, — беру ее за плечи и пытаюсь привести в себя. — Напал что ли кто?
— Неужто турки до нас добраться сумели? — подходит Марфа Ивановна.
— Да куда ж там туркам-то? — перечит сестре по-прежнему сидящая на кровати Анна, после чего широко зевает и снова ложится на кровать. — Турки ведь на той стороне Дуная сидят. Им смысла-то к нам идти нет.
— А может быть это наши на тот берег пошли? — присоединяется к беседе Лизавета Ивановна, уже натягивающая платье сестры милосердия.
— Ой не знаю я, девоньки миленькие, — качает головой Аглая. — Ходят там все туда-сюда. Разбираться начнешь — не разобрать!
— Да кто же ходит-то там, — не отпускаю ее. — Вы же видели, кто ходит.
— Наших видела, Анастасия Павловна, — похоже, что все же она начинает приходить в себя. — Идут они. Вперед идут, к реке.
— Так ведь точно переправляются, — хмыкает Анна Ивановна и поворачивается на другой бок.
— Может и переходят, — Аглая не спорит, но и не соглашается. — Да вот только больно часто там гремит, вдалеке. Словно наступают турки-то!
— Наших они встречают, вот и гремит, — бубнит, уткнувшаяся в подушку Анна Ивановна. — Развели, тоже мне тут. Спать не дают.
— Так как же спать-то, миленькие мои, — сестра Аглая вскакивает с кровати и окидывает нас удивленным взглядом. — Наши наступают, или турки идут, разницы ведь нет. Все раненых полно. Знать, привезут сейчас.
— А ведь права Аглая! — поддерживает девушку Марфа Ивановна. — Готовиться нужно, девоньки! Страшно будет, да нельзя нам голову терять!
Смотрю на них и понимаю, что действительно скоро страшно будет. Мне за мою долгую практику не приходилось дело с раненными иметь. Но ни единожды на операционном столе передо мной оказывались жертвы аварий. С ними я такого насмотрелась, что знаю, как страшно бывает. Но я ко всему теперь готова.
Вот только все равно как-то страшно мне. Не знаю почему, но страшно.
— Так что же мы сидим-то, девоньки, — поддерживаю Марфу Ивановну. — Одеваться надо, да к Серафиму Степановичу бежать. Он небось занят уже в палатах, забыть про нас забыл.
— Точно забыл, — соглашается Аглая. — Видела я его. Он ведь сперва тоже ускакал куда-то, да вернулся. Видать важное что узнавал.
— Важное, не важное, а нам сидеть не положено, — Лизавета Ивановна, уже полностью одетая, выглядывает из палатки и тут же добавляет: — К тому же идет уже Серафим Степанович. Знай, по наши души идет!