Что довело их до такого состояния?
Это было выше его понимания, и возникшую в душе пустоту не могла заполнить радость от гибели врагов. Предательство убило мечту о мирной Галактике, которую должно было унаследовать человечество, и видение будущего золотого века ускользало навсегда. Соломон скорбел о том будущем, которое выковывалось на мрачной наковальне Истваана III, и лишь молил, чтобы новые поколения смогли их простить за то, что они позволили такому случиться.
Он надеялся, что окружавших его воинов будут вспоминать как героев, но больше всего надеялся на удачный перелет «Эйзенштейна» Натаниэля Гарро, на то, что он донесет известие о предательстве Воителя до Императора. Саул Тарвиц рассказал ему, что его названый брат захватил фрегат и поклялся вернуться с верными Легионами и уничтожить Воителя.
Эта надежда, крошечный мерцающий огонек веры в спасение, придавала воинам сил, и они продолжали защищать руины дворца Регента вопреки всяким представлениям о логике и правилах войны. За этот героизм Соломон любил каждого из них.
С западных окраин города доносился далекий гул бомбардировки — там окопались Гвардейцы Смерти, гибнущие под непрерывным обстрелом предателей.
Соломон, хромая, обходил восточное крыло дворца. Величественные анфилады давно превратились в последовательность пустых залов с остатками мозаичных полов, а всю мебель уже растащили для сооружения баррикад. Несмотря на месяцы бомбардировок, своды дворца чудесным образом уцелели, а закопченные стены с обуглившимися фресками служили печальным напоминанием о недавно цветущем имперском мире.
Новые звуки поначалу показались ему слабыми, Соломон едва различал их на фоне постоянного треска пламени и непрекращающихся взрывов. Но звон клинков мгновенно прорезал привычный шум войны, и Соломон, опасаясь атаки на восточное крыло дворца, ускорил шаг.
Потом он побежал, насколько позволяли не до конца зажившие раны, хотя каждый шаг причинял сильную боль. Звуки боя становились сильнее, и он различал отдельные звонкие удары мечей, хотя смутно отметил, что не было слышно ни стрельбы, ни взрывов.
Лязг оружия был уже совсем близко. Соломон выбежал в ярко освещенный зал, и в глаза ударили отблески солнца, игравшие на оружии сражавшихся там воинов. Обороной этого сектора командовал Люций, в распоряжении которого было около тридцати воинов, и Соломон увидел гибкую фигуру мастера меча в самом центре ужасной схватки.
Пол уже был усеян трупами, и множество Детей Императора окружили Люция, сражавшегося за свою жизнь.
— Люций! — крикнул Соломон и, подняв свой клинок, бросился на помощь мастеру меча.
Солнце снова ярко сверкнуло на стали, и еще один воин пал, рассеченный энергетическим мечом Люция от шеи до пояса.
— Они идут на прорыв, Соломон! — весело отозвался Люций и неотразимым ударом обезглавил еще одного противника.
— Они не прорвутся, пока у меня еще остались силы! — ответил Соломон и замахнулся мечом на ближайшего из атакующих воинов.
Его удар свалил врага на пол, превратив в окровавленную груду искромсанных доспехов.
— Убьем их всех! — подбодрил его Люций.
— И ты осмелился вернуться после такого провала?! — взревел Хорус, так что от его ярости задрожала вся капитанская рубка «Духа мщения».
Его лицо исказилось от гнева, а Фулгрим с улыбкой наблюдал, как Воитель старается сдержать гневный порыв уроженца Хтонии. С тех пор как Фулгрим последний раз посещал корабль Хоруса, «Дух мщения» претерпел сильные изменения. Его открытые и ярко освещенные шумные помещения стали намного мрачнее.
— Ты хоть понимаешь, что я пытаюсь здесь сделать? — кричал Хорус. — Мои действия в системе Истваан перекинутся на всю Галактику. И если с самого начала мы будем терпеть неудачи, Император нас уничтожит!
Фулгрим позволил себе слабую, безмятежную улыбку; возбуждение после трудного перехода к системе Истваан и масштаб развернувшейся внизу резни чрезвычайно обострили его чувства. Хотя «Гордость Императора» совсем недавно прибыла на место, он позаботился предстать перед Воителем в своем обычном великолепии. Лучшие доспехи были покрыты новым слоем пурпура и позолоты, для усиления красок появились новые украшения самых разных цветов, длинные светлые волосы убраны назад, а бледные щеки отмечены татуировкой по рисункам самой Серены д'Анжело.
— Феррус Манус оказался упрямым тупицей, неспособным прислушаться к доводам логики, — сказал Фулгрим. — Даже упоминание о присоединении механикумов не…