После освобождения из трудового лагеря она недолго состояла на службе в эвакогоспитале в Германии. Оттуда ее вскоре демобилизовали. Вернувшись на родину, в Чувашию, Харьяс какое-то время жила в семье Элле, где воспитывался ее внук.
Долго там оставаться Харьяс не могла: к Элле переехала их овдовевшая старшая дочь с детьми, со дня на день ждали возвращения Славы. Христовы хлопотали для себя жилплощадь, но получить квартиру в трудное послевоенное время было делом почти безнадежным.
Мария Фадеевна ревниво поглядывала на мужа, когда тот заводил с Харьяс о чем-нибудь разговор. В ее обращении с Чигитовой появилась откровенная холодность. Да и Евдокия Митрофановна, чувствовалось, не считала больше ее своей близкой родственницей: Тамары нет, Сережа долго жить один не будет, значит…
Харьяс не обижалась: все логично, закономерно, такова жизнь. Она была счастлива, что остались в живых ее сын и муж, искренне считала себя обязанной семье Элле за то, что они в трудные военные годы выходили, сберегли ее внука, их внука… Харьяс поблагодарила всех за гостеприимство, забрала шестилетнего Ромика и уехала с ним в Вутлан.
Весть о победе застала Сергея в чебоксарском госпитале. Демобилизовавшись, он стал готовиться к поступлению в институт. Всю войну он мечтал об этом. И вот теперь, наконец, ничто не сможет помешать ему получить высшее образование.
Сергей подал заявление в Ленинградский политехнический институт и вскоре поехал сдавать экзамены.
Кирилл Герасимович после победы над Германией был переброшен на Дальний Восток. После капитуляции Японии он находился в Порт-Артуре, писал, что скоро вернется домой.
В Вутлане Харьяс встретили тепло, сердечно: к этому времени в город вернулись Мурзайкины, Иштулов, Стемасов.
Уга Атласовна приняла предложение возглавить детский санаторий, Иван Филиппович был избран председателем райисполкома. Архип Прокопьевич Иштулов поступил на химзавод на должность начальника механического цеха.
Его жена, Александра Макаровна, всегда отличавшаяся добротой, чуткостью, принялась помогать Харьяс перетаскивать вещи, обставлять ее новую квартиру.
Двенадцатилетний сын Иштуловых, Аркадий, сразу взял под свою опеку Романа. Он играл с ним, водил его по городу, брал с собой в кино.
Александра Макаровна не возражала, чтобы Харьяс приводила Ромика к ней на время работы. Но квартира Чигитовой находилась поблизости от семенной лаборатории, и это очень выручало. В свободную минуту она могла сбегать домой, накормить внука. Иной раз даже брала его с собой. Молоденькая лаборантка охотно болтала с мальчиком, дарила ему книжки с картинками, цветные открытки.
Жизнь налаживалась, затягивались раны, нанесенные войной.
Харьяс хотелось забыть обо всем пережитом в лагере, на войне. Невозможно быть счастливой, помня о тех ужасах.
Шла подготовка к весенней посевной кампании. В районной газете было опубликовано решение районного Совета о сортировке и подготовке семян яровых к севу. Харьяс и лаборантка ежедневно подавали председателю райисполкома сведения о всхожести семенного материала.
Семена яровой пшеницы колхоза «Малалла»[7] имели нулевую всхожесть. Прежде чем сообщить об этом в райисполком, Харьяс выяснила причину непригодности зерна: его засыпали в семенной фонд от зимнего обмолота.
В очередной сводке председателю райисполкома пришлось сообщить об этой неприятности.
К концу рабочего дня Мурзайкин позвонил в семенную лабораторию:
— Харьяс Харитоновна? Попрошу срочно зайти ко мне.
Через несколько минут Чигитова сидела перед Иваном Филипповичем.
— Итак, по законам химии, пшеница колхоза «Малалла» не дает всхожести?
Харьяс поняла: Мурзайкин намекает на то, что она работает не по специальности.
— И по законам биологии тоже, — вставила она.
— Допустим, допустим, — не стал возражать Иван Филиппович. — А известно ли тебе, что существуют еще политические законы.
— То есть? — не поняла Чигитова.
— Я должен рапортовать центру о стопроцентной пригодности семян к севу.
— Ну, а если этого нет? Зачем же обманывать, вводить в заблуждение? — выразила недоумение Харьяс.
— Затем, чтобы нашему с вами району не оказаться на последнем месте по республике.
— Да, жаль, что колхоз «Малалла» подвел нас, — согласилась заведующая лабораторией. — Как им пришло в голову — засыпать в семенной фонд зерно, перезимовавшее в поле?