— А в книгах об этом писалось? — спросил Тимбаев.
Миндубай пожал плечами.
— Мы, старики, не по книгам живем. Об Эльбану мне еще дед рассказывал. А он слышал эту историю от своего деда. Так от стариков к молодым и передавалась память о храброй девушке Эльбану. А вот теперешнюю молодежь это совсем не интересует. Умрем мы, старики, и забудется Эльбану. Нехорошо это, нехорошо. Добрые дела должны жить вечно.
— Это верно, — согласился Аркадий. — Слушай, Омар, давай запишем этот рассказ и пошлем его в Чебоксары, а газету.
— Неужели напечатают? — усомнился Миндубай.
— А почему бы нет? Люди очень любят читать легенды своего народа, — поддержал Тимбаев друга.
— Вот-вот, и я так толковал нашим комсомольцам. А они в один голос: «Темнота это, дедушка Миндубай, предрассудки». Я так думаю, если бы Эльбану в наше время такое дело совершила, ей бы обязательно присвоили звание Героя Советского Союза.
— Верно, обязательно, — согласился Омар. — Только, дедушка Миндубай, я уверен, что ваши комсомольцы возражают не против того, что старые люди почитают Эльбану народной героиней, а против того, каким образом вы воздаете ей почести. Прежде всего народы своих героев причисляли к лику святых…
— Точно, это ты правильно сказал: Эльбану после смерти за народ обязательно стала святой, — перебил Омара Миндубай. Он был в восторге от своего собеседника.
— Ну вот, а мы, коммунисты, комсомольцы, против этой-то чепухи и восстаем, — продолжал Тимбаев. — Героев надо чтить за их героизм, а не за их мнимую святость. Вот в каком вопросе расходятся молодые со старыми.
Подвыпивший и утомленный Миндубай едва ли осмыслил до конца возражения Омара. Он просто понял, этот городской парень ловко обвел его вокруг пальца: начал с того, что соглашался с ним, а кончил тем, что на все сто процентов поддерживал сельских комсомольцев.
Продолжать спор не пришлось, хозяйка позвала в избу завтракать.
Омар и Аркадий наскоро умылись и поспешили в дом. За столом уже сидели девушки, члены их шефской бригады. С двумя из них Аркадий знаком не был — только ехали вместе да во время вчерашнего концерта встречались за кулисами клубной сцены. А вот третью звали Пиньпи. Маленькая, худенькая, черноглазая, она казалась подростком. Даже туфли на высоченных каблуках не делали ее ни выше ростом, ни старше. Наоборот, как бы подчеркивали детскую угловатость.
Несколько дней назад Пиньпи была в гостях у Иштуловых. Ее привела с собой Анна Мурзайкина. Аркадий улыбнулся, вспомнив, как она несмело подала ему руку, представилась: «Пиньпи». Аркадий никак не смог скрыть удивления; это древнее чувашское имя означало — самая лучшая из тысячи. Так в старину называли самых любимых дочерей. Но эта девчушка… Чего же в ней-то хорошего?
Весь вечер Аркадий наблюдал за Пиньпи. Его развлекало, как она изо всех сил старалась казаться взрослой. Под его взглядами девушка краснела, смущалась.
Подойдя к Аркадию, чтобы попрощаться, она вдруг сказала:
— Весь вечер вы на меня смотрели, как сердитый кондуктор на безбилетного пассажира.
Такой дерзости от этой малютки Иштулов не ожидал. Неужели ей могло показаться, что она в их компании была лишней? Аркадий ответил вежливо и сухо:
— Спокойной ночи…
А потом долго не мог уснуть: ни с того ни с сего обидел человека. Впрочем, не умышленно же. Да какое ему в конце концов дело до этой самой Пиньпи? Он даже не поинтересовался, где Анна ее подцепила.
И вот оказалось, что Пиньпи работает на заводе тракторных запасных частей, комсомольская активистка, солистка заводского хора. В шефском концерте она выступала с сольными номерами. И Аркадий не без удовольствия признал: у нее очень приятный, хорошо поставленный голос. Девушка больше не казалась ему, как прежде, невзрачной, смешной в своем стремлении казаться взрослой. Пиньпи демонстративно обходила его взглядом, еще не забыла причиненной обиды. И Аркадий не смел заговорить с ней.
Стол был богатым, что свидетельствовало о душевной щедрости хозяев дома. Чего только тут не было? Даже глаза разбегались — пироги с разной начинкой, домашняя колбаса, рыба жареная, картофель отварной, чигит[8].
Рядом со столом на табурете — ведро с пивом. Оно было покрыто чистым вышитым полотенцем.
Миндубай, рассадив гостей, стал разливать пиво по стаканам.
— По старинному чувашскому обычаю гостю перед завтраком положено выпить три ковша пива, — сказал он. — Но молодежь из ковша пить не привычная. Ну что ж, будем пить из стаканов.