– Предатель, – бросила ему Амара.
Фиделиас дернулся как от удара. Брови его угрожающе сдвинулись.
Одиана переводила взгляд с него на Олдрика и обратно.
– Может, принести раскаленное железо? – услужливым тоном предложила она.
– Мне кажется, – повернулся к ним Фиделиас, – пока рано. – Он пристально посмотрел на Олдрика. – Дайте мне несколько минут поговорить с ней с глазу на глаз. Может, мне удастся убедить ее внять здравому смыслу.
Олдрик встретился с ним взглядом и пожал плечами.
– Отлично, – сказал он. – А ты что скажешь, дорогая?
Одиана вышла из-за спинки его стула, буравя Фиделиаса взглядом.
– Ты хочешь помочь ей или же помешать нам выяснить то, что мы хотим знать?
Уголок рта Фиделиаса дернулся.
– Да. Нет. Небо зеленое. Мне семнадцать лет. Мое настоящее имя Гундрид. – Глаза у женщины изумленно расширились, и Фиделиас склонил голову набок. – Ты ведь не можешь определить, лгу я или нет, а, «дорогая»? Я не сопливый мальчишка. Я обманывал мастеров посильнее тебя тогда, когда тебя и на свете еще не было. – Взгляд его скользнул с Одианы на Олдрика. – Это ведь в моих интересах – сделать так, чтобы она заговорила. Готов поставить овцу… да что там, гарганта.
Мечник улыбнулся, оскалив белые зубы:
– А слово чести не собираешься дать?
Курсор скривил губу:
– А если бы и дал?
– Я бы убил тебя, сделай ты это, – сказал Олдрик. – Четверть часа. Не больше.
Он встал, взял Одиану за руку и вывел ее из палатки. Выходя, водяная ведьма испепелила Фиделиаса с Амарой свирепым взглядом, но промолчала.
Фиделиас дождался, пока они выйдут, потом повернулся к Амаре и некоторое время молча смотрел на нее.
– Почему? – спросила она его. – Патрицерус, зачем вы делаете это?
Он смотрел на нее все с тем же выражением лица.
– Я служил курсором сорок лет. У меня нет жены. Нет семьи. Нет дома. Я отдал жизнь защите Короны. Передавал ее послания. Выведывал секреты ее врагов. – Он покачал головой. – И я вижу, как все рушится. Последние пятнадцать лет двор Гая умирает. Это известно всем. Все, что я делал, только оттягивало неизбежное.
– Он ведь хороший Первый консул. Он справедлив. И добр так, как только можно пожелать.
– Речь не о том, что справедливо, а что нет, девочка. Речь идет о реальности. А она такова, что доброта и справедливость Гая нажили ему много могущественных врагов. Южные консулы недовольны налогами, которыми он обложил их, дабы содержать Защитную стену и сторожевой легион.
– Но они всегда были недовольны, – возразила Амара. – Это не меняет того факта, что налоги необходимы. Стена ведь и их защищает. Если с севера придут ледовики, они погибнут вместе с остальными.
– Они это видят по-другому, – сказал Фиделиас. – И они хотят что-то с этим сделать. Двор Гая ослаб. У него нет наследника. Он не назвал того, кто придет ему на смену. Поэтому они и выступили.
Амара сплюнула на землю:
– Аттика. Кто же еще?
– Тебе не обязательно это знать. – Фиделиас пригнулся к ней. – Ты вот о чем подумай-ка, Амара. Все пришло в движение со времени убийства наследника. Династия Гая умерла вместе с Септимусом. Семья Первого консула никогда не отличалась плодовитостью – а смерть единственного ребенка была воспринята многими как знак. Время Гая прошло.
– Из этого не следует, что это справедливо.
– Выкинь это из головы, детка, – рявкнул Фиделиас, перекосившись от ярости, и сплюнул на землю. – Сколько крови я пролил, служа Короне. Скольких людей убил. Это что, справедливо? Разве их смерть можно оправдать в зависимости от того, служу я тому Первому консулу или этому? Я убивал. Я и похуже вещи делал во имя защиты Короны. Гай скоро падет. Теперь уже ничто не может остановить этого.
– Поэтому вы перевоплотились… Кстати, в кого, Фиделиас? В мерзкого слайва, который добивает ядом раненого быка? В ворона, который выклевывает глаза беспомощному, но еще живому человеку?
Он посмотрел на нее и улыбнулся; в улыбке его не было ни радости, ни досады.
– Легко делить мир на добро и зло, когда ты молод. Я мог бы продолжать служить Короне. Возможно, я оттянул бы неизбежное еще на некоторое время. И сколько бы еще людей погибло? Сколько бы их страдало? И это не изменило бы ничего – только срок. На мое место пришли бы дети вроде тебя – им и пришлось бы принимать те решения, которые я принимаю сейчас.
– Что ж, – выкрикнула Амара звенящим от презрения голосом, – спасибо, что вы меня защищаете!