Из «наших ментов» никто не стаскивал — это Пётр Иванович точно знал. Сейчас они с Сидоровым отправились к Поливаеву, а потом — пока светло — смотаются в Александровку.
Дворники счищали с лобового стекла налипающий мокрый снег. В такую погоду обычно никто не хочет выходить из тёплой квартиры. Предпочитают валяться на диванчике с бутербродом, или с пачкой чипсов — кому что нравится (только не с эклерами!). А вот, для милиции — непозволительная роскошь валяться на диванчике!
Поливаев тоже сидел дома, как и все нормальные люди в этот сырой и холодный субботний день. Поливаев лежал на диване, кусая бутерброд с колбасой, и смотрел футбольный матч. Ещё пред ним стояла на журнальном столике банка шпрот. Он, время от времени, вынимал из неё за хвостик по рыбке и отправлял в рот. «Шахтёр» играл против московского «Спартака». Пока что играли вничью «ноль — ноль». И вот, наступил «опасный» голевой момент. Джулиус Агахова отобрал мяч у москвича и уверенно повёл его к воротам соперника. Поливаев застыл на своём диване прямо со шпротой в руке, не донеся её до рта.
— Агахова прорывается вперёд! Обводит защитника, приближается к воротам… — вещал с экрана комментатор. — И… бьёт мяч выше ворот! Какая досада!
— Дурак! — Поливаев аж подпрыгнул на диване, задел ногой журнальный столик, вывернув на себя ту самую банку шпрот.
— Чёрт! — ругнулся он, счищая масло и рыбу со своих штанов на диванную обивку.
А потом зазвонил дверной звонок.
«И кого это чёрт принёс?!» — удивился Поливаев и пошёл к двери, напялив на ноги очень растоптанные домашние тапочки.
— Хто? — вопросил Поливаев, приблизившись к двери.
Когда Поливаев услышал голос Петра Ивановича, он сразу же открыл.
— Именные часы вручите? — поинтересовался он, глядя на зашедших в прихожую милиционеров.
— Да, нет пока, — ответил Серёгин. — Вот, опознайте.
Сидоров тихо хихикнул: он сразу заметил пятно от шпрот на штанах Поливаева. В комнате кричал телевизор: кажется, там снова кто-то пытался забить кому-то гол…
— Ой, — скривился Поливаев, глянув на портрет Альфреда Мэлмэна. — Тот мужик — ух! — какой был, а вы мне всё гавриков каких-то показываете. Этот чумик — лысый, как коленка. А у того мужика волосы были.
Когда милиционеры ушли, Поливаев поплёлся обратно, к своему телевизору. Он досадовал на то, что ему не подарили часы и на то, что последние шпроты вывернул на диван. К тому же, оказалось, что московский вратарь успел прозевать один мяч, и счёт теперь стал «ноль — один» в пользу «Шахтёра».
— Ну, вот, как всегда, — пробурчал Поливаев. — Так и не увидел, кто забил, когда забил! Ну, что это за футбол?!
— А почему к бабушке Лютченко не зашли? — спросил Сидоров, когда они с Петром Ивановичем вышли из подъезда на улицу.
— А зачем? — удивился Пётр Иванович. — Я уже у неё всё узнал…
— У неё такие классные эклеры! — облизнулся Сидоров. Он уже опустошил весь пакетик, который бабушка Лютченко дала тогда Петру Ивановичу.
Красная служебная «Самара» притормозила на пригорке, у указателя, на котором чёрными официальными буквами было написано: «Александровка».
— Большой посёлок, — заметил Сидоров, глянув вниз на расстилающиеся пред ними кварталы частных домов.
— Ничего, — сказал Серёгин — Они живут в третьем доме. Будем ехать по нечётной стороне — думаю, быстро отыщем.
«Самара» соскользнула с пригорка по раскисшей от таящего тут же снега грунтовой дороге и въехала в Александровку. Вместо ожидаемого первого дома на самом въезде находился почему-то стодевятнадцатый. Это был маленький домишко, с почернелым шифером на крыше и облупившимся фасадом. Ставни на его окнах оказались закрыты. И вообще, выглядел он так, словно в нём никто не жил уже лет пятнадцать.
— Не с того края, наверное, въехали… — пробормотал Серёгин, направляя «Самару» в переулок между этим самым домишкой и его соседом на чётной стороне улицы — роскошным богатырём-особняком с новенькой красной крышей.
— Пётр Иванович! — сказал вдруг Сидоров, тыча пальцем в раскрасивый особняк. — А на нём — четвёртый номер!
— Четвёртый? — удивился Серёгин, присмотревшись к особняку — а номер и правда, четвёртый! — Ишь, ты! Новая застройка, наверное… Придётся попетлять.
Александровку начинали строить самозахватом — первые домики вырастали в степи где придётся, как грибы. И нумеровались эти «шампиньоны» по мере постройки. Александровка расширяется и по сей день, то тут, то там вырастают современные «шампиньоны» — роскошные дорогие коттеджи и виллы — и так же нумеруются по мере постройки.