Иллюстрации к повестям Быкова можно смело охарактеризовать как одни из наиболее сильных и драматичных в советской книжной графике о Великой Отечественной войне. Именно Поплавскому, художнику, глубоко осознающему нравственные проблемы эпохи, выбора позиции в острых жизненных ситуациях, внутренне напряженная, беспощадная в своей жесткой правдивости, требовательная в вопросах чести, долга, нравственных норм проза Быкова давала опору для создания адекватных по силе и драматизму образов, пластически воссоздающих атмосферу литературных повествований. Эта атмосфера «лепится» прежде всего в характеристиках персонажей и образа самой земли, как бы «вымороженной» и иссушенной горем и страданиями. Черные, белые, серые цвета в литографских листах звучат остро, драматично. Все крайне сурово, напряженно, обнажено. Та же жесткость — и в обрисовке персонажей. В их характеристиках Поплавский стремится к той же беспощадной правдивости, добивается той же боли переживания, которые свойственны прозе Быкова, где речь идет о безмерных страданиях людей под игом оккупации, тяжести одиночных партизанских боев, о необходимости сохранения высоких норм морали в экстремальных условиях, о героизме и предательстве. В интерпретации Поплавского персонажи повестей Быкова обладают пластической и психологической убедительностью. Показывая их в кульминационные моменты нравственного выбора, он добивается большого внутреннего напряжения и драматизма образов.
12. Игнат Брылевич
1978
13. Старые сосны
Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979
14. Гости в хате
Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979
15. Ивенец
Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979
16. Иван Кайдалов из Опсы
Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979
Может быть, именно в иллюстрациях к книгам Быкова с наибольшей силой проявилось замечательное качество Поплавского-художника: сочетание серьезности, глубины подхода к явлению жизни и литературы и высокой требовательности к своему профессиональному мастерству. Каждая композиция его иллюстраций осмыслена, закономерна, в ней нет необязательных компонентов. Суровость, строгость, жесткость общей тональности является моментом, ограничивающим богатую выразительность языка пластики, его гибкость, пронзительную остроту. Символические образы земли, детали пейзажа, столь просветленные, ясные в работах, повествующих о мирной жизни, в иллюстрациях к повестям Быкова будто ощетиниваются, предвещают беду, опасность. И эта напряженная среда, предполагающая присутствие врага, определяет поступки, поведение человека; здесь раскрываются моральные нормы его жизни.
Быков, как мы знаем, настойчиво и последовательно анализирует состояние, характер героев, до конца доводит исследование их глубинных моральных основ. Художник тем же беспощадным и основательным способом совершает это пластически. Повторы, возвращения, «вглядывания» в людей, в обстановку соответствуют стилю прозы Быкова, разворачивающейся как бы неторопливо, но предельно напряженно. Темперамент художника, его тяга к людям, современникам, его воля и гражданская совесть, его чуткость к проблемам современности и истории, наконец, его неугасимая потребность постоянно работать, осмысливать свои наблюдения, мысли, чувства рождают разнообразие жанров, тематических циклов, возникающих порой как бы параллельно, часто диаметрально противоположных по содержанию. «У меня планы перехлестывают друг друга,— признается художник.— Еще не закончено одно, а в голове «роится» новая тема...» Такое разнообразие интересов, простирающееся от репортажа до символических обобщений, заставляет его как профессионала, не терпящего дилетантизма, овладевать многими выразительными средствами живописи и графики.