Да, если бы то, что было содержанием души Гарибальди в его предыдущем воплощении, выступило бы в XIX столетии при том темпераменте, какой был присущ Гарибальди, то в глазах людей XIX столетия он был бы сумасшедшим. Его сочли бы за умалишенного. Поэтому личностью исторического Гарибальди стало то, что смогло проявиться в эту эпоху.
Прозрение в предыдущую земную жизнь Гарибальди сразу же проливает свет на интересующие нас кармические связи — те, которые соединяли Гарибальди с упомянутыми тремя личностями, родившимися приблизительно в том же десятилетии и в той же местности, что и он сам. Все эти трое были тогда его учениками. Они были его учениками, пришедшими с трех разных концов света: один — с далекого севера, другой — с далекого востока, а третий — с запада. Со всех концов Земли собрались эти его ученики.
Так вот, как раз в ирландских мистериях на человека, достигшего определенной ступени посвящения, налагался совершенно особенный долг. Этот долг состоит в том, что такой посвященный во всех дальнейших земных жизнях должен помогать своим ученикам, не смеет покидать их. Таким образом, если в силу особых кармических закономерностей им доводится снова жить на Земле одновременно с ним, то это означает, что их род кармы должен учитываться им при осуществлении своей собственной кармы. Если бы с той индивидуальностью, которая жила в Викторе Эммануиле, Гарибальди не был связан как его бывший учитель в таинствах мистерий, то Гарибальди, наверное, учредил бы Итальянскую республику. Но за этими абстракциями, за этими принципиальными соображениями стоит живая человеческая жизнь, переходящая от одного земного бытия к другому. За ними стоит этот долг древних посвященных по отношению к их ученикам. Отсюда это противоречие. По тем понятиям, по тем идеям, которые Гарибальди нашел в XIX столетии, он естественно стал республиканцем. Кем же еще он мог тогда стать? Я знал стольких республиканцев, которые были при этом верными слугами какого–нибудь монарха. Теперь это время давно прошло, но когда я был ребенком, собственно, все люди, которые почитали себя разумными, были республиканцами. Они говорили: мы, само собой разумеется, республиканцы, но только не можем говорить об этом открыто. Но внутренне все они были республиканцами. А Гарибальди был, наоборот, таким человеком, который открыто демонстрировал свое республиканство, однако же не провел его в жизнь. И даже все те, кто восхищался Гарибальди, никак не могли понять — почему он не вводит республиканское правление? Почему же? Потому, что он не мог предоставить Виктора Эммануила самому себе и должен был помогать ему, потому что был связан с ним кармически, так, как я только что сказал. Он не мог покинуть Виктора Эммануила, и то, как он поддерживал его, было единственной возможной помощью, какую он мог оказать.
Таким же образом были связаны с Гарибальди Кавур и Мадзини. И Гарибальди мог делать только то, на что были способны также и они. Он мог совершить только то, что происходило бы из совместных действий всех четверых. Гарибальди не мог односторонне следовать своему собственному направлению.
Этот глубоко значительный факт позволяет усмотреть вам, мои дорогие друзья, как много из того, что выступает в жизни, может быть понято, только исходя из оккультного фона земной жизни.