Габриель поднялся с кресла и поцеловал жену.
— На днях я закончил писать последний рассказ для сборника, который называется «Похороны Великой Мамы». И так же будет называться весь сборник. У меня уже готовы рукописи трех книг. Им не страшны мои политические увлечения.
— Ты как-то говорил мне, что мечтаешь оставить Пренса Латина, вернуться в Барранкилью и там открыть свою киношколу.
— О да! Карахо, это было бы прекрасно! Что-то вроде Экспериментального кинематографического центра в Риме. Когда я в последний раз был в Барранкилье, мы с Альваро Сепеда много говорили об этом, и сейчас он занимается организацией Федерации киноклубов Колумбии. Мы решили, что это будет началом.
Однако в той поездке писателя в Барранкилью, в сентябре 1959 года, вопросы о создании федерации и киношколы оказались не главными. Там неожиданно решился наконец вопрос с изданием повести «Полковнику никто не пишет».
Еще в конце 1957 года столичный колумбийский журнал «Мито» («Миф») опубликовал повесть «Полковнику никто не пишет», но публикация не вызвала интереса у издателей. А вот кое-кому из читателей повесть понравилась; среди них был Альберто Агирре, известный адвокат, страстный кинолюбитель, владелец книжного магазина, иногда выступавший и в роли издателя.
— Что с тобой? — спросил Агирре Гарсия Маркеса. Габриелю только что принесли телеграмму, он прочитал ее и побледнел.
Они сидели вдвоем в кафе лучшего отеля города «Прадо» и завтракали.
— Моя жена Мерседес сообщает из Боготы, что владелец дома, где мы живем, грозится отключить свет, воду и газ. Коньо, требует шестьсот песо, а у меня их нет. Не знаю, что делать.
Агирре задержал взгляд на бледном, худом лице Габриеля и сказал так, словно в этом не было ничего необычного:
— Габо, я хочу издать твоего «Полковника».
— Да ты что, Альберто? Ты что, сумасшедший? — спросил в изумлении Габриель. — Ты же прекрасно знаешь, в Колумбии книг не покупают. Ты вспомни, что было с «Палой листвой». В первый день купили пять книг. Все покупатели — мои друзья. И больше не покупал никто.
— А я говорю тебе, что твоя повесть мне очень понравилась. А раз так, я не только издам «Полковника», но и выплачу тебе аванс. Я тебе буду должен восемьсот, а сейчас выпишу чек на двести песо.
Гарсия Маркес даже вскочил со стула. Друзья ударили по рукам.
ГЛАВА VI
«Похороны Великой Мамы».
«Недобрый час».
Куба. Нью-Йорк. Мексика
(1960–1965)
— Габо, че[35], мы очень внимательно читали твои материалы из Боготы. Ты настоящий профессионал. Кубинской революции нужны люди, которые если что делают, то делают это от всей души и со знанием дела! — воскликнул аргентинец Хорхе Рикардо Масетти, основатель и генеральный директор агентства Пренса Латина. — Работа Плинио нас тоже устраивает. Из всех агентств, которые были открыты, ваше единственное, которое действует как надо.
Они сидели в гостиной Гарсия Маркеса. Это было в сентябре 1960 года. Масетти по пути в Бразилию на два дня остановился в Боготе.
— Что из этого следует, Масетти? — Габриель переглянулся с Плинио.
Масетти перехватил этот взгляд.
— Революции нужны толковые люди. Для одного агентства вас двоих многовато. Решайте, кто из вас поедет в Гавану, чтобы затем возглавить какое-нибудь кубинское агентство, скажем, в Монреале.
— Я и так много лет жил за границей. Пусть летит Габо, — сказал Плинио.
— Ты что скажешь, че? Я был бы очень рад!
Гарсия Маркес немного подумал.
— Хорошо! Полечу я. Пока один. Когда получу назначение, заберу семью.
— Вылетаешь через пару дней, че. Я дам указания. Тебя встретит мой заместитель Родольфо Валш.
— Я с ним знаком! Он отличный писатель. Можно сказать, я учился писать рассказы по его книге полицейских повестей «Вариации в красных тонах».
Гарсия Маркес пробыл в Гаване три месяца. Жил он в Доме Медика, на авениде Рампа, где размещалось агентство Пренса Латина, и тесно сдружился с аргентинцами Валшем и Масетти. Они повсюду были вместе — на работе, в кафе «Вакамба», в ресторанах «Сибелес» и «Маракас», где они обычно обедали. Как и всем жителям Гаваны в то время, спать Габриелю и его новым друзьям удавалось по три-четыре часа в сутки. С Масетти и Валшем его объединяло не только восторженное отношение к народной революции, которой руководили образованные лидеры, но и схожие литературные вкусы, понимание жизни, культурный уровень.