Светило множество лун, на моих глазах привычно находились солнцезащитные очки, поэтому все было неплохо видно. Рядом меня сопровождал псоглав с живой куклой, которая отпугивала не только разумных, но и комаров, змей и вообще все живое.
Снова все 6 слотов призыва были заняты: где-то ползал Оникс, Рейвен служила моим спасительным билетом, а Эсмеральда, находясь на улице, развивала свой огненный источник, не желая устраивать пожар в доме травницы, поскольку сильно нагревалась и могла случайно подпалить пол.
Добравшись до укрытия, тигр засел в высокой траве, живая кукла осталась на поверхности, а псоглав оказался внутри и закрывал проход щитом. Стоит всегда действовать продуманно, иначе из-за недостаточной подготовки я могу пострадать.
Когда людей, проходящих через деревню, стало больше, я чувствовал, что готовится новая подстава для меня, или просто у меня медленно ехала крыша.
— Прощайте, мои отзеркаленные органы, надеюсь, это не будет так больно, как отращивать хвост…! — я с сомнением посмотрел на данную мутацию, когда мои органы магическим образом снова станут как у большинства людей.
Наконец решившись и на всякий случай положив в рот кожаную перчатку, чтобы просто сомкнуть челюсти и не кричать, словно меня на кусочки изнутри раздирают.
Так и оказалось: будто внутри меня все начало перекручиваться, я не мог дышать, и, казалось, еще мгновение — и я умру. Чертова магия позволяла творить и не такие чудеса, нагибая сам здравый смысл происходящего, что вполне естественно для иномирцев.
Не успела боль от взбалтывания органов пройти, как тут же началась встройка новой мутации, и та оказалась как-то связана с глазами, поскольку те дико зачесались и, казалось, даже с закрытыми глазами я видел какофонию цветов, что сверкали и перегружали мой разум.
Грызя перчатку, я вдавливал свои ладони в глаза, когда под дикостью происходящего они, казалось, готовы были вытечь в любой момент из глазниц. После те, словно колючие шары, тыкались иглами во все стороны, отчего мне хотелось вырвать их корнем. От нестерпимой боли и жжения я перекусил перчатку, так сильно сжав челюсти.
Это было гораздо хуже, чем отращивать хвост. Казалось, глаза прорастают в мои мозги, отчего я скреб землю, воя от боли, забиваясь в самый темный угол, поскольку даже веки, казалось, ослепляли меня нестерпимым светом.
Естественно, я рыдал, словно мне загоняли сотню острых спиц через глаза прямо в мозг. И самое ужасное, я не мог потерять сознание. Мои глаза, как колючие шарики, прокручивались в глазницах снова и снова, пока этот кошмар не закончился, и я не отключился.
Открыв глаза, я перемогался и, немного дезориентированный, думал, что я тут делал и как тут оказался. Сейчас я на удивление неплохо видел в столь темном месте, а глаза странно зудели, будто те еще не до конца освоились в моих глазницах.
Какого-либо оттока жизненных сил я не чувствовал, только сохранялось ощущение неестественности моих глаз. Через мгновение я осознал, что никакой иконки отключения не появилось, что означало, что эти глаза теперь перманентно мои.
Мутация называлась «глаза доппельгангера». Я невольно хохотнул, думая, что мне теперь со всем этим делать. Глаза продолжали ощущаться неродными, что сильно раздражало. Они неприятно зудели, и вспышки света казались особенно острыми, хотя вроде я сидел в темноте.
Желая увидеть, что с ними происходит, я достал зеркальце и зажег зажигалку, чтобы увидеть в моих глазах перекрестия, разделяющие мой глаз на 4 части. По радужке плыли разноцветные пятна, странно переливаясь и вспыхивая такими же разноцветными искрами. Эти глаза близко не были человеческими, скорее инородными и тягучими, не привыкшими сохранять форму.
Некоторое время наблюдая за этим, я захотел дотронуться до глазницы, но легкое прикосновение никак не ощущалось, а мой палец почувствовал, словно вместо глаза теперь было что-то твердое и одновременно тягучее, как смола. Я невольно сглотнул, а по спине прошла дрожь от ощущения, что, желая стать сильнее, без раздумий отказывался от человечности.
Выдохнув, я сосредоточился и заставил мои глаза измениться, снова став карими, как и в обычной жизни. Все произошло плавно, но также довольно быстро. Когда перекрестие, словно затягиваемое водоворотом, снова стало простым черным зрачком, а радужка тут же сменила цвет на привычный мне, ощущалось это как легкая вибрация, в то время как само зрение никак не менялось.