— Но если твой приятель из «Таймс» напишет обо всем этом деле, тогда, наверное, суда не избежать. И тебя потащат вместе со всеми остальными.
— Вряд ли дело до этого дойдет. И к тому же у меня на руках пленка с записью разговора с Баррингтоном. Не думаю, что его так уж обрадует мое появление в зале суда.
— Господи, неужели ты рассчитываешь выйти сухой из воды, если на первой полосе «Таймс» взорвется эта штуковина?
— Ну разумеется, нет. Только, боюсь, выбор у меня невелик. Баррингтону я больше не верю. Хотела бы верить, — Сара пожала плечами, — но не могу, особенно после последнего разговора. И здесь оставаться целую вечность тоже не могу. Так что единственный шанс — обнародовать всю эту историю, и тогда, может, Катанью и этих чертовых убийц из мафии, или откуда там еще, арестуют и я буду в безопасности.
Джейкоб и Джек угрюмо кивнули. Глядя на них, Сара внезапно ощутила какую-то тоску и безнадежность. Что, если «Таймс» не напечатает материал? Что тогда ей останется делать? Ума не приложить. Неужели в эту историю действительно втянуты спецслужбы? Тогда они могут каким-нибудь образом остановить публикацию. Впрочем, сейчас всякие утечки случаются то и дело. Интересно, подумала Сара, а есть ли хоть одна статья, которую официально запретили печатать, сняли с полосы? И кто же в конце концов, в тысячный раз задавалась вопросом она, эти ее таинственные противники?
Сара посмотрела на мужчин:
— Знаете, что мне действительно нужно?
— Что? — в один голос откликнулись они.
— Побольше улик. Тех, что у меня есть, все же недостаточно. Боюсь, газетчикам понадобится кое-что еще, поубедительнее.
— Например? — Джек вопросительно посмотрел на Сару.
— Видеозаписи…
— Какие видеозаписи?
— Ну, те, которыми шантажировали Катанью. Надо полагать, они вполне красноречивы. У Катаньи роман с Карлой, разве вы не знали?
— А где эти записи, вам известно? — У Джека в глазах мелькнул странный огонек. «Что бы это могло значить?» — подумала Сара.
— У Карлы дома, похоже так, Джейкоб? По-моему, Эрнотт говорил что-то в этом роде.
Джейкоб перевел взгляд с Сары на Джека:
— Точно.
Все трое заговорщически подмигнули друг другу.
— А где она живет? — спросил Джек.
Джейкоб продиктовал адрес. Он основательно повертелся перед домом, прежде чем заказать своему другу «жучки».
— А как она выглядит? Выкладывайте все, что знаете о ней.
Через несколько минут Джек встал:
— Пойду, если не возражаете, сделаю несколько звонков.
Сара с Джейкобом перемигнулись.
— Так я и знал, что ни от каких дел он не отошел, — заметил Джейкоб.
— И слава Богу.
— Только и ищет предлог. А тут — чего уж лучше? — преступление, мотив преступления. — Джейкоб как-то нехорошо ухмыльнулся.
Неожиданно появился Анджело. В руках у него была кассета с записью телефонного разговора Сары и Баррингтона. Сара запечатала ее и протянула конверт Анджело. Сейчас он отнесет его на почту в Марракеш. Не королевская улика, конечно, к тому же Саре совершенно не хотелось, чтобы она когда-либо фигурировала в суде, но послать все равно надо.
Наблюдатели, расположившиеся на Онслоу-сквер, отметили, что в пять тридцать Карла Витале вышла из дома. В руках у нее была спортивная сумка. По-видимому, часа два ее не будет. Несколько человек отправились вслед за Карлой, другие остались наблюдать за домом.
Через несколько минут появился пожилой господин, живший этажом ниже Карлы. Он вернулся из клуба, где провел несколько часов. Позади шла женщина, лет под семьдесят, седая, в фартуке: уборщица с большим пылесосом и сумкой в руках. Господин галантно открыл дверь и пропустил даму вперед.
Кэрол Абрахамс — так звали уборщицу — поднималась наверх медленно, то и дело останавливаясь передохнуть, а главное — убедиться, что пожилой господин вошел к себе и вокруг никого нет. Она остановилась у входа в квартиру на четвертом этаже. На всякий случай постучала, потом позвонила. Молчание. Никого нет дома. Она открыла сумку, вытащила связку ключей и принялась возиться с замками. Меньше чем через две минуты она уже была в квартире, где жила Карла Витале.
Передвигалась теперь уборщица с удивительной легкостью, высоко поднимая пылесос, так чтобы не задеть ненароком ковер. Она вытащила из плотно набитой сумки пластиковый пакет и положила его на пол, а сверху поставила пылесос. Все это заняло не больше пяти секунд. Несколько минут она стояла неподвижно, чувствуя, как потеют ладони, и моля в душе Бога, чтобы не сработала сигнализация. Секунда текла за секундой. Тихо.
Чтобы успокоиться, она несколько раз глубоко вздохнула и принялась за работу. Подученные инструкции были простыми и ясными: извлечь из квартиры все видеокассеты, больше ничего не трогать. Что было, конечно, обидно. Кассет, слава Богу, оказалось немного: четыре рядом с телевизором и еще три в сейфе, который она вскрыла за пять минут. В сейфе оказалась также целая куча драгоценностей, да таких, что Кэрол раньше и видеть не приходилось. Надев резиновые перчатки, купленные утром в универсальном магазине за фунт девяносто девять пенсов, она пропустила сквозь пальцы с десяток ожерелий.
Соблазн велик, но указания не оставляли места для размышлений. Да и она знала, что ослушаться невозможно. Кэрол положила драгоценности на место и, взяв кассеты, уложила их внутрь пылесоса. Теперь можно уходить, да поживее.
Вернувшись к своей роли уборщицы, Кэрол, с трудом волоча ноги, спустилась вниз и вышла на лицу. Невдалеке стоял фургон с телевизионным оборудованием. Из окон фургона на нее смотрели двое мужчин. Обнажив редкие зубы, она попыталась соблазнительно им улыбнуться и заковыляла по улице.
На углу ее поджидала машина. Кэрол поставила пылесос рядом с собой и, убедившись, что поблизости никого нет, открыла его, вынула кассеты и переложила в несессер. Затем включила двигатель и поехала в Хитроу. Через два часа Кэрол уже сидела в «Боинге-737», направлявшемся в Марракеш.
В аэропорту ее встречал Джек. Они сели на заднее сиденье машины. Довольно улыбаясь, Кэрол открыла несессер и передала ему свою добычу.
— Там было полно драгоценностей, — с горящими глазами сказала она. Джек было нахмурился, но, взглянув на нее, тут же расплылся в широкой улыбке. Кэрол работает на него уже двадцать лет, а до того еще столько же занималась такими делами. Но все равно никогда не упускает возможности поддразнить его. — Ладно, не волнуйся, — захихикала она. — Все осталось на месте.
— Вот и хорошо, — засмеялся Джек. — Через несколько дней приедет Анджело. Он с тобой и рассчитается, идет?
— Да уж, пожалуйста, а то придется вернуться за этими самыми камушками.
Не переставая смеяться, они перебрались на переднее сиденье и поехали в центр города, на авеню Баб-Идид, где Джек высадил Кэрол у входа в «Мамунию», самую шикарную гостиницу Марракеша.
— Наверное, завтра я передам тебе один пакет. Не беспокойся, все чисто, никакой контрабанды.
— Да уж хотелось бы. Мне и без того забот хватает — сегодня возвращаешься, а завтра снова ехать. Что я, ломовая лошадь, что ли?
Джек рассмеялся — ничего, пусть позлится, хотя, честно говоря, все это наполовину чистое притворство. А наполовину, пожалуй, всерьез, ибо Кэрол настроилась пару дней, перед возвращением домой походить по суку[3].
— Завтра позвоню.
— Думаешь, я целый день твоего звонка ждать буду? — ухмыльнулась Кэрол, широко расставив ноги и уперев руки в бока.
— Да ты еще и встать не успеешь, как я позвоню. Главное, будь готова к тому, чтобы уехать завтра же. Не слишком налегай на бутылку. — Джек подмигнул ей, хлопнул дверцей и, по-прежнему улыбаясь, отъехал.
Неуважение к профессии, пусть даже и высказанное в шутку, всегда возмущало Кэрол. Ибо, несмотря на свой затрапезный вид, она была одним из самых педантичных грабителей-профессионалов. За сорок лет преступной деятельности у нее не было ни единой стычки с законом. Подобно Джеку, она в общем-то отошла от дел, но порой ее можно было раскачать на что-нибудь в старом духе, особенно если клиент приятный и деньги хорошие. Для Джека она готова была практически на все, а за четверть миллиона — так и вообще на все.