— Одним словом кажучи, — подытожил он, — гагаї.
— «Гагаи»? Что есть «гагаи»?
— По-нашому — перевертні, — начал растолковывать Дыкин. — Породичались українці з москалями і вийшло з того казна-що. Ні те ні се. Ні богу свічка ні чорту кочерга. Кодло розбійницьке.
Фальге нетерпеливо поднял руку.
— Потцтаузенд![1] Я просил не говорить тарабарщина. Что есть «кодло»? Что есть «породичались?» — раздраженно продолжал он. — Я просил говорить русский языком!
Дыкин побагровел. Тонкие его губы и в самом деле дрогнули...
— Виноват, — пробормотал он.
Фальге понял, что допустил бестактность, что не следует так откровенно выказывать свое пренебрежение к этим варварам. По крайней мере в настоящее время. И мягко добавил, что друзьям никогда не поздно научиться изъясняться. Добродушно улыбаясь, он вышел из-за стола, похлопал Дыкина по плечу.
— Так что есть «гагаи»? Мы не понимал.
— Что-то среднее между русскими и украинцами, гер комендант, — ответил Дыкин. — Метисы.
— Метис, — закивал Фальге, — нечистый кровь.
— От них всего можно ожидать, — хмуро продолжал Дыкин. — Смотреть да смотреть надо. В узде держать.
Фальге насторожился. Предложение Дыкина стоило внимания хотя бы уже потому что исходит от старожила. Врываясь в эту страну, занимая населенные пункты, что они знали о людях, оставшихся в оккупации? Ничего. И тем не менее в первые же дни удавалось вылавливать активистов, подпольщиков, партизан, скрывающихся евреев. Среди местных жителей находились такие, кто снабжал необходимыми сведениями. Затаившиеся враги Советской власти, а то и просто некоторые перепуганные обыватели охотно шли на сотрудничество. Их можно презирать. Именно такое чувство испытывает к ним Фальге. Но отказываться от их услуг... нет, это было бы, по меньшей мере, неразумно.
— «Га-га-и», — медленно, словно вслушиваясь, как оно звучит, это странное слово, повторил Фальге. Вспомнил сход, на котором провалили одобренного им кандидата в старосты, а избрали совсем другого. Конечно, тоже с его санкции. Но сам по себе факт говорил о многом. Действительно, этим гагаям нужна хорошая узда. И тут же поинтересовался, кого можно туда послать.
— Есть человек, — сказал Дыкин. — Пыжов.
Фальге удивленно вскинул брови. Сегодня он уже вторично слышит эту фамилию.
Дыкин внес ясность;
— Родственник задержанной. Неродной брат ее мужа. — И, заметив на лице коменданта недоумение, продолжал: — Пусть это вас, гер комендант, не смущает. У нас и не такое бывает. Отцы готовы детям своим глотки перегрызть, а дети — отцам. В революцию началось, в гражданскую. А коллективизация еще большую смуту внесла. Гришку Пыжова, когда он еще совсем малым был, вместе с матерью в Сибирь выслали.
— О, Сибирь! — с видом знатока воскликнул Фальге. — Дремучшая Сибирь. Мороз... Тайга... Медведи... Гросс тюрма для этих, как это...
— Так точно, — подхватил Дыкин.
Нет, не напрасно когда-то школьники прозвали его Индюком. Он живет как бы в двух измерениях. Перед начальством уменьшается в объеме, а стоит ему показаться на людях — и спесь раздувает его, ну точно как ту глупую птицу, которую мальчишки дразнят: «Индюк, индюк, распусти сопли».
— Этот Пыжов служил в армии, — осторожно вернулся к прерванному разговору Дыкин. Он понимал, что рекомендация накладывает на него определенную ответственность. Мало ли что может произойти. Ему хотелось на всякий случай обезопасить себя, и он представил дело так, будто советуется. Пусть комендант сам принимает решение. Потому и продолжал, как бы размышляя вслух: — Каким он был красноармейцем — не знаю. С фронтом отступал, пока дошел до родных мест, а здесь дезертировал.
— Гут, — сказал комендант, явно довольный характеристикой.
Он быстро взглянул на часы. Предстояло свидание с соотечественниками, прибывшими руководить хозяйством. Это задача стратегической важности. Фронт все дальше продвигается в глубь страны. Ему нужны резервы, боевая техника, боеприпасы, все виды довольствия. Чтобы обеспечить всем этим, в условиях русского бездорожья особое значение приобретает железнодорожный транспорт. Прежде всего надо привести в порядок железнодорожные пути, наладить ремонт паровозов. Так отмечено в приказах. Такое требование он предъявит этим цивильным крысам. Уже внутренне готовясь к предстоящему с ними разговору, Фальге напомнил Дыкину:
— Всем, всем работать. Кто нет работать — заставить этим... страхом смерти.
Дыкин поклонился. Приказ коменданта о том, чтобы все железнодорожники явились к месту своей прежней работы, доведен до населения. Теперь остается лишь контролировать, как он исполняется. И в этом смысле очевидна необходимость создания полицейского участка в Крутом Яру, так как многие его жители — транспортники. Дыкин не преминул подчеркнуть это обстоятельство.