— Бегут хлопы. Победа! — закричал Ленарт, вырываясь на самый край стены и размахивая саблей. — Виват!
— Виват! — подхватили сотни голосов.
— Взяли, пся крев, мы еще не то вам покажем, вонючие хлопы! Отчего это мы не видим ваших рож, а только спины? — неслось вдогонку запорожцам.
Шляхтичи, может, впервые в жизни обнимались с купцами, гусары с лавочниками, арендаторами, с базилианами. Какой-то приказчик, заложив в рот пальцы, пытался свистнуть, но у него ничего не выходило. Тогда он схватил медную кружку, в которой кто-то приносил воду, и затарабанил по ней кулаком, не жалея пальцев. В одном месте около стены осталась стоять лестница. Её увидели двое учеников базилианской школы. Лестница не доставала до верха, но они привязали веревку и спустились вниз. Под стеной, склонив голову на руки, стонал раненый гайдамак. Увидев базилиан, трое запорожцев из отряда Жилы обернулись и сняли с плеч ружья. Хотя их пули не долетели до базилиан, те с ловкостью кошек бросились наверх. Один из них всё же успел ранить кинжалом гайдамака в живот. Жолнеры выстрелили по запорожцам из пушки, и те рассыпались во все стороны. Теперь к лестнице бросились несколько человек, но Шафранский не пустил их.
Гайдамаки в этот день больше не повторяли атаки. Кое-кто высказывал мнение, что их больше совсем не будет — побоятся идти вторично на штурм крепости. Другие отрицали это.
Сам Младанович склонялся к мнению тех, которые говорили, что гайдамаки пойдут прочь от города. И всё же, как он ни тешил себя такой надеждой, заснуть не мог всю ночь. Только перед самым утром задремал, а впрочем, и тогда тяжелые видения не оставляли его. Снилось, будто гайдамаки поймали гусара, посланного ночью к гетману, сделали подкоп в самый комендантский замок. Проснулся от чьего-то назойливого голоса:
— Рафаил, вставай, к тебе пришли.
Младанович открыл глаза. Над ним склонилась жена.
— Кто пришел?
— Ленарт и управляющий. Чем-то очень взволнованы, тебя хотят видеть.
Губернатор вскочил. Одеваться не надо было — он спал одетый.
— Пусть войдут сюда.
— Пан губернатор, беда, — с порога испуганно заговорил поручик. — Почти все казаки перебежали к разбойникам. Человек десять старшин только и остались.
— И слуги из замка тоже, — скороговоркой добавил управляющий.
Младанович удивлённо и вместе испуганно поглядел на них.
— Как убежали?
— Через палисад [75] , ночью. Кто бы подумал? Если бы после поражения такое произошло, было бы совсем неудивительно — испугались, а то ведь победа на нашей стороне.
— Это ещё не всё, — прервал эконома Ленарт, — источник сух. Они перекрыли его за Бабанкой. Теперь в городе нет ни капли воды. Это ничьих больше, кроме Гонтиных, рук дело. Что делать будем?
Младанович почувствовал, как по телу побежали мурашки, как похолодело в животе. Казалось, будто туда попала льдина.
— Не знаю, сейчас увидим, — бормотал он. — Надо Шафранского найти.
— Он возле Лысой горы.
Губернатор на минуту забежал в комнату жены, где сидели перепуганные женщины, вызвал жену и, пытаясь говорить по возможности спокойнее, негромко сказал:
— Идите в костел. — И ещё тише, сжимая женину руку: — На случай чего — не выходите оттуда совсем. В церкви никто не осмелится вас тронуть.
Недалеко от Лысой горы на чьем-то огороде работала кучка людей. Несколько человек копалось в яме, другие оттаскивали в сторону землю ведрами, затаптывая большую грядку прибитого дождями к земле лука. Навстречу Младановичу вышел перепачканный глиной Шафранский.
— Колодец копаем, — сказал он, — хотя и выбрали самое низкое место, а долго придется ковырять, вода тут далеко. Не случайно в городе ни одного колодца нет. Надо же было кому-то на холмах город закладывать.
Младанович хотел сам осмотреть место, где начали копать колодец, но со стены послышались удары колокола.
— Наверное, враг снова готовится к приступу. Эй, бросай лопаты, все на стены! — крикнул Шафранский и первый выскочил на улицу.
После второй неудачной попытки Зализняк приказал поставить в поле пушки и палить по крепости, чтобы сделать в стене пролом. Пороху было маловато, поэтому стреляли только из больших пушек. В ответ заговорили все пушки крепости. Над стенами клубился белый дым — казалось, будто там загорелись скирды сена.